— Ты мне мои отдай и не липни больше, не то я вас всех пересажаю раньше времени!
Либерман поиграл желваками, но смолчал, молча протянул в окошко деньги в конверте и укатил, не дожидаясь благодарности.
Ариничевой Каменев звонить не стал, памятуя о том, как они расстались, и, опасаясь, что она откажет ему в аудиенции; купил в магазине торт «Прага», красочную жестяную коробку с индийским чаем, длинную бутылку янтарного вина «Токай» и розу на полутораметровой почти ножке.
«Осталось предложить ей руку и сердце», — скрипнул зубами, поднимаясь по лестнице.
Как он и рассчитывал, увидев розу и торт, Ариничева растаяла и по настойчивой просьбе гостя приняла его на кухне, тесной, но уютной, где он сам вызвался заваривать чай, разговаривая о том о сем, чтобы не форсировать и не пугать хозяйку расспросами.
— Чай чистоту любит, — с ученым видом знатока заявил он, оттирая содой коричневый налет с заварочного чайника.
— Что вы делаете?! — всплеснула она руками. — Ах, Александр Александрович! Да эту «грязь» Анатоль полтора года собирал!.. Это же чайный налет, он придает свежему чаю особый аромат, все московские чаевники чайник не оттирают, а напротив, ополаскивают холодной водой, чтобы не смыть эту пленку!..
Каменев замер с губкой в руках. Про то, что чай любит чистую посуду, ему сказал помешанный на чае Решетников, и теперь он помянул его недобрым словом.
— Извините, а я не знал. В Омске посуду моют. Может, это от регионов зависит или от воды?
— Ладно уж, теперь что делать — мойте дальше, — вздохнула Ариничева, накрывая на стол.
Вкусно запахло свежим кремом и чаем. Роза в высокой вазе заняла место посреди стола.
«Ни дать, ни взять — серебряная свадьба!» — подумал Каменев, не представляя, как он сможет перейти к тому, за чем, собственно, приехал.
— Однако приехали вы, Александр Александрович, не затем, чтобы попотчевать меня чаем с тортом, признайтесь, — помогла ему Ариничева.
Он засмеялся, зажав бутылку с вином коленями, выдернул пробку.
— Не обижайтесь только, ладно? — посмотрел ей в глаза. — Ей-Богу, я не причиню вам никаких неприятностей.
— После смерти Анатоля мне уже ничто и никто не сможет причинить неприятностей, — сказала она, посмотрев сквозь бокал на окно. — Как красиво! Настоящий янтарь. За что мы выпьем?
Каменев немного подумал и произнес:
— За всех живых.
Вино «Токай» привыкшему к водке «Черная смерть» Каменеву показалось слабоватым; торт он ненавидел с самого своего рождения; роз не дарил даже Леле на первом свидании. Но нужно было пройти через все эти испытания, чтобы подобраться к дискете.
— Лидия Петровна, — начал он, едва не подавившись кускам торта, — я частный детектив. Работаю по поручению клиента, имени которого не назову в интересах расследования. Речь идет о том, что у Анатолия Марковича в портфеле находилась компьютерная дискета, и пропали не только его спортивный костюм и блокнот. Именно дискета представляла интерес для того, кто украл портфель. На ней, по заявлению клиента, были данные о квартирном обмене, в том числе, и международном. Он одолжил ее шестнадцатого числа у владельца частного риэлторского бюро, пожелавшего остаться неизвестным. Посмотрите, пожалуйста, на эти фотографии. — Каменев положил перед нею три фотографии, две из которых сделал скрытой фотокамерой, вмонтированной в зажигалку, а одну — Либермана — раздобыл по своим каналам в Бутырке. — Не приходилось ли вам когда-либо видеть кого-нибудь из них?
Она пошла в комнату, вернулась с футляром; водрузив на нос очки, поочередно рассмотрела каждую из предъявленных фотографий.
— Нет, не приходилось, — заявила уверенно. — Могу присягнуть на Библии, что ни один из этих типов не появлялся ни в нашем доме, ни где бы то ни было в моем присутствии.
— Спасибо, — убрал фотографии Каменев. — А что вы думаете по поводу дискеты?
Ариничева промокнула платочком уголки заслезившихся глаз и опустила голову. Каменев испугался, что она сейчас снова замкнется и ему придется уйти, не добравшись до Коренева. Но она взяла себя в руки и заговорила, сжав побелевшие губы, отрывисто и категорично:
— Все это очень не похоже на Анатоля. В пору своего диссидентства он вынужден был кое-что скрывать, даже от меня — моей же пользы ради. Но сейчас-то зачем? Он не занимался ничем, кроме сбора материала для будущей книжки, о чем я уже вам подробно рассказывала. Присмирел, притих, словно извинялся перед всеми, что живет на свете. Иногда молчал целыми днями, это меня пугало. Наверно, он плохо себя чувствовал и не хотел лишний раз говорить мне, чтобы не волновать. Вот это на него было похоже. — Она глубоко вздохнула и задумалась, потом покачала головой: — Нет, я не верю в го, что он интересовался данными об обмене квартир, да еще брал у кого-то дискету, в чем абсолютно ничего не понимал, уверяю вас! Ни у него, ни у Юдина компьютеров не было и нет. Мог, конечно, посмотреть у других знакомых, но вряд ли. Шпионские страсти какие-то! А потом, извините, этот риэлтор к нему, что, в Болшево приезжал?..
— Никто к нему не приезжал, это верно, во всяком случае, Юдин мне ни о чьих визитах не рассказывал. Если, конечно, он чего-то не скрывает.
— Сережа?.. — изумилась она. — Зачем?
— Пожалуй, — кивнул Каменев. — Признаться честно, я тоже думаю, что вся эта история с дискетой лежит в какой-то другой плоскости, — вспомнив о Женькиной версии «проверка бывшего полковника на «вшивость», произнес Каменев. — Но все же не могу не спросить вас о Кореневе. В прошлый раз вы упомянули о нем как об одном из троих друзей. Мы перешли на Юдина, я не стал уж вас третировать вопросами о Кореневе, посчитав, что узнаю обо всем от Сергея Митрофановича.
Она отставила чашку:
— Могу ли я рассказать о нем, если Юдин не пожелал этого сделать?
«Ну все, кранты, — подумал Каменев. — Если она не даст мне натырку, придется потратить еще дня два на розыск Коренева».
— Можете, — жестче, чем позволяла избранная тональность беседы, сказал Каменев. — Можете и должны. Потому что Коренев был программистом, а если в деле появилась дискета, то, значит, это была не простая дискета с теми данными, о которых говорил мой клиент. Где я могу найти Коренева? Не исключено, что ему что-то угрожает, а смерть Анатолия Марковича была спровоцирована. Я не говорю, что это так, но не люблю загадок. Всякая загадка должна иметь разгадку. Сергей Митрофанович Юдин, детский писатель, этого понять не захотел, что только усугубило мои подозрения в отношении Коренева. — Он замолчал, поймав себя на излишне резких интонациях, как будто Ариничева была виновата в строптивости Юдина. — Скажу откровенно, Лидия Петровна, — Каменев сменил интонацию, — мой клиент не очень хороший человек, когда-то я работал в МУРе, и он ускользнул от меня. Вернее, не от меня, а от так называемого правосудия. Теперь же он решил, что я не у дел, а потому можно попытаться использовать меня в своих интересах. Я подозреваю, что на дискете, которую он хочет найти, соря при этом очень крупными деньгами, содержится информация, утечки которой он опасается и которая позволит мне засадить его и его подельников за решетку. Вам этого не надо было знать, но поймите, что от этого может зависеть чья-то жизнь.
Во взгляде ее мелькнул испуг, она даже оглянулась инстинктивно, точно хотела позвать кого-то на помощь. Но простодушное, открытое лицо Каменева, искренность, с которой он доверился ей, убедили ее.
— Если бы я что-то знала об этой дискете, то непременно рассказала бы вам, — сказала она просто.
— О дискете не знаете вы, не знаю я, не знает Юдин и, не исключено, не знал даже Анатолий Маркович. Я допускаю вариант, что там вообще не было никакой дискеты. Тем не менее нужно до конца убедиться в этом, и ничего не остается, как встретиться и поговорить с Юрием Васильевичем.
Чай в чашках остывал, и торт был нелеп, словно принесен не из магазина, а из какой-то другой жизни.
— Его нет, Александр Александрович, — посмотрев Каменеву в глаза, негромко заговорила Ариничева. — Его нет в Москве, и ребята — я имею в виду Сережу и Анатоля — не знали, где он. Юдин с вами говорил о Кореневе не очень охотно, да?.. Они расстались прошлым летом, а скорее и того раньше. Разошлись во мнениях об этой жизни. Он был третьим, кто вместе с ними хлебал лагерные щи из одной миски. Талантливый программист, в прошлом — аспирант Киевского политеха. Но если этих двоих лагерная жизнь и все последующие удары судьбы не сломили, то Коренев сдался. Спрос на программистов тогда был высок, без работы он не сидел, но не работа его прельщала, а деньги. Коренев махнул на свое прошлое рукой, оправдывал прежний режим, а кормился от нынешнего. Между бывшими друзьями участились ссоры. А потом Коренев стал попивать, менять жен. И вот в прошлом году он проделал какую-то махинацию с квартирой. У него была хорошая квартира на Неглинной. Он заложил ее в ипотечный банк, а когда пришел срок расплачиваться — умудрился продать по подложным документам. Уж я этой всей механики не знаю, но дошло до того, что ему пришлось скрыться. Последняя его жена, переводчица с французского, уехала еще раньше по контракту, кажется, во Францию. Ребятам он сказал, что его пригласила какая-то фирма, чуть ли не военная, заключила с ним договор. Просил ребят его не искать, он, мол, объявится сам. И скрылся. Ну вот и все. Анатоль и Сережа себя укоряли, ведь дружили они долго, лет десять, дружили по-настоящему, по-мужски. И вот не сумели удержать его. Очень были расстроены. Потом как-то все утряслось, и ни они, ни я почти никогда не упоминали о Кореневе Юрочке, всем нам было больно и обидно. Так что вы на Юдина не сердитесь, Александр Александрович. Он теперь остался один, а крест несет за троих.