Надежда промелькнула в его взгляде, но страх сковал его, заставляя оставаться на месте.
Джордан быстро подошел к нему.
— Мистер Дженкинкс.
Нед Дженкинс попытался что-то сказать, его челюсть чуть ли не свело от усилий. Ему нужно было выговориться, и Джордан понимал это, продолжая хранить молчание.
— Я обещал, что ей больше никогда не придется ни готовить, ни убирать, ни выполнять другую домашнюю работу, — наконец произнес Дженкинс. — Я обещал ей, что сам обо всем позабочусь. Ей и пальцем не придется пошевелить, если она только не умрет…
Его голос охрип, и мужчина наклонил голову, пытаясь скрыть свои слезы.
Это была своего рода исповедь чувствовавшего свою вину мужчины, за все те годы, когда его жене приходилось тяжело работать. И Джордан был единственным, кто услышал ее. Именно это переворачивало все у него внутри — те вещи, которые люди говорят, пытаясь выразить свою боль. Почему-то Джордан знал, что этот крепкий пожилой мужчина еще ни разу не был настолько ранимым как сейчас. Нед Дженкинс, возможно, впервые в жизни чувствовал себя таким разбитым.
— Ну, если вы столько всего наобещали, — тихо произнес Джордан, — тогда вам предстоит тяжелая работа.
Дженкинс поднял на него глаза.
— Что вы сказали?
— Все прошло успешно. — Джордан едва успел договорить, как мужчина заключил его в свои медвежьи объятия и начал плакать словно ребенок.
Джордан тоже обнял его. Стараясь удержать его, и самому устоять на ногах. В то время как Дженкинс всхлипывал, Джордан пытался совладать со своими собственными эмоциями. И тогда он понял, почему же для него это всегда представляет такую трудность. Он никогда никого не любил так, как Нед Дженкинс. Он никогда не испытывал таких глубоких чувств. В его жизни не было того, что имел этот мужчина — партнера, родственной души, женщины, существование без которой стало бы бессмысленным.
В горле у Джордана образовался ком, и он попытался сглотнуть.
В этом была доля иронии. Он задался вопросом, сколько людей завидуют ему, считая, что у Джордана Карпентера есть все, хотя на самом деле человек, которому следовало завидовать — это Нед Дженкинс.
И Джордан ему завидовал.
Глава 3
У Джордана на уме была только одна вещь. Ну, может быть, две. Ему хотелось принять горячий душ и выпить холодного пива. Было поздно, почти десять часов вечера, и он как раз направлялся домой из больницы.
Последняя операция продолжалась долго, а ведь ещё были пред- и послеоперационные обходы. Из-за столь напряжённого графика Джордан буквально натыкался на стены, и именно поэтому, вероятно, заметил, что все лампы в доме выключены, только когда поднялся на крыльцо и взялся за дверную ручку.
Он остановился, отступил назад и проанализировал ситуацию.
В доме было абсолютно темно, и даже лампа над крыльцом не горела. Джордан всегда оставлял её включённой.
Он весь подобрался, мускулы обрели гибкость от выброса адреналина. Внутри кто-то был. Сквозь стеклянные секции двери он мог видеть свет от фонаря, перемещающийся в темноте.
Он снова взялся за ручку, и дверь, покачнувшись, открылась. Она была незаперта.
Если он позвонит по мобильному в службу 911, придется ждать пока прибудет полиция. К этому времени злоумышленник может скрыться. Похоже, злоумышленник проник в дом совсем недавно. С другой стороны, может, этот кто-то украдёт Птичку?
Улыбка Джордана Карпентера была мрачной. Так крупно ему вряд ли повезет.
— Джордан, я вас умоляю! Ваше чувство юмора абсолютно неуместно! — В голове раздался голос его учительницы из начальной школы, как это часто бывало в моменты, похожие на этот. Мисс Дэвенпорт никогда не ценила его способность иронизировать.
Джордан выскользнул из ботинок и прокрался в гостиную. Он слышал негромкую музыку, но не мог определить, откуда она доносилась. Было похоже, что звучит композиция Брюса Спрингстина[4] с одного из компакт-дисков Джордана. К счастью, полы из твёрдой древесины были такими же гладкими и бесшумными, как стекло. Ничто не скрипнуло, пока он пробирался через гостиную, а ещё ему показалось что в доме все по-прежнему на своих местах, хотя недостаток освещения вынудил его воспользоваться другими органами чувств. Старый дом имел слабый запах лимонного масла, мастики для натирки полов и пыльного июньского пекла, как это всегда бывало каждое лето, с тех пор как Карпентер поселился в нём.
Джордан двинулся вдоль стены к кухонной двери, размышляя, не там ли он заметил мигающий свет. Незнакомый звук привёл его в замешательство. Это был шелест бумаги, и кто-то вполголоса бранился в кухне.