- Всегда ты так неожиданно трезво мыслить начинаешь, на самом интересном месте.
- Ладно тебе, нужно же в полночь вместе посмеяться над речью президента о великолепном будущем и проникнуться настроением и торжественностью момента. - Опять смеемся и быстро заканчиваем приготовления и переодевания.
В полночь, как дети, высунув от усердия языки, быстро начиркали на салфетках желания. И пока били куранты в телевизоре, сожгли их над бокалами с напитками, а остатки туда кинули. Она в шампанское, а я в лимонад. Это ее идея, так делать на Новый год, потому что я-то не очень горел желанием глотать целлюлозные изделия, даже подвергшиеся термической обработке. Как всегда, у нее нормально, почти до конца прогорела салфетка, а у меня словно использованная туалетная бумага сморщилась и подгоревшим комком рухнула в бокал. Пришлось глотать так, как есть. И запивать еще одним, следом немедленно налитым, бокалом лимонада. Видно смешно я выглядел, да еще и вдобавок поперхнулся и начал кашлять, раз Светка рассмеялась, глядя на меня, глотая шампанского, и напиток полился из ее носа. Она тоже принялась откашливаться и отфыркиваться, как кошка после ванны. Аж, глаза у нас заслезились от пузырьков, вышедших через нос. Мы смеялись и смеялись, как ненормальные. Ненадолго останавливались и снова смеялись, стоило только посмотреть друг на друга. Я еще и рожицу скорчил. На улице хлопали петарды, и фейерверки взмывали в воздух, расчерчивая темноту Новогодней ночи. Щенячье чувство счастья трепетало в моей груди так сильно, что казалось, сейчас совершу что-нибудь эдакое. И тогда, переполненные праздничными эмоциями, мы пошли на улицу играть в снежки. Даже не пошли, а побежали наперегонки вниз по лестнице. Она, конечно же, получила фору, пока я закрывал дверь квартиры. Я выбежал на улицу и тут же крепко слепленный снежок попал мне в голову. Я упал от неожиданности в сугроб и, притворяясь, что мне больно закричал: «О-о-о-о! Как мне больно, в снеге камень был!». Она перепугалась и подбежала ко мне, чтобы помочь, но я закрыл лицо ладонями и катался по снегу. Когда она наклонилась ко мне, я открыл лицо и, грозно зарычав, повалил ее в сугроб.
- Ага! Попалась!
- Дурак! Ты меня напугал! – И как залепит мне в рот горсть снега, вскочила и хохочет.
- Тьфу! Бэ! (снег изо рта вывалился комком) Ты хоть посмотрела на него прежде, чем его скормить мне? Может, он желтый был и собачки на него по-маленькому ходили? Но, ничего, сейчас я тебя догоню и зацелую до смерти. Всеми съеденными бактериями поделюсь. ХА! ХА! ХА! (Вроде грозно).
И мы побежали. Она, петляя от меня, а я за ней. Потом упали и катались по снегу уже в парке по соседству. Просто хотелось валяться до тех пор, пока не промокнешь и не выдохнешься, постепенно превращаясь в белые комки из-за налипающих на одежду снежинок. Встречающиеся нам люди кричали поздравления, и мы им тоже кричали.
Вдоволь набесившись, пришли домой, разделись и пошли в душ. Конечно же, она первая его оккупировала, закрывшись и заявив, что у нее больше прав на пользования сантехникой вне очереди, потому что она девочка.
- Вздор! - Крикнул я. – Мы требуем равенства или хотя бы старого доброго шовинизма, что тоже было бы неплохо!
- Сейчас, как выйду, как побью тебя. Будешь знать, как угрожать через закрытую дверь! – Сквозь шум включенного душа отозвалась она и смеется.
- Ну и хрен с тобой! Пойду, чайник поставлю.
- Что ты сказал любимый?
- Говорю, что люблю тебя и как дуну, как плюну и сдует дверь, мой маленький поросеночек.
- Я не толстая!
- А кто сказал, что ты толстая?
- Ты, только что.
- Опять домыслы и предрассудки? Даже если растолстеешь, как обездвиженный хомяк, то все равно тебя любить буду!
- Правда?
- Да!
- Врешь, небось!?
- Нет, честное слово.
- С твоего позволения, все равно, не буду рисковать. Ты представь, что я растолстею, так, что в дверь не пролезу, вот тогда меня точно бросишь.
- Если станешь такой огромной, то я тебя не то, что бросить, я поднять-то не смогу.
- Да, иди ты!
- Все, пошел.
А потом мы занялись любовью. Глаза в глаза. Дыханием в дыхание. С мерцанием гирлянды на покрытых испариной наших телах и горячими прикосновениями друг друга. Закружилась голова и нега растекалась по телу, когда все закончилось. Мы легли спать. Она, уткнулась мне в грудь и засопела, обдавая горячим воздухом кожу. А я ворошил ее короткие осветленные химией волосы рукой и тоже постепенно заснул. Мне снилась она. Может, и я ей тоже снился.
Немногим позже десяти часов утра я встал от непонятного чувства безосновательной тревоги и, поставив чайник, вышел курить на балкон. Курить – это плохо. Я знаю это и скоро брошу. Все время придумываю себе оправдания и отговорки, отсрочивающие это решение на неопределенный срок. То ссылаюсь на нервы, то на праздники. Светка говорит, что отведет меня к гипнотизеру, и я брошу. А я ей говорю, что вдруг, у меня пися отвалится после гипноза, тогда что делать будем? Тогда она морщит свой милый лобик, показывая всю озабоченность вопросом, и говорит: «Пися отвалится – это плохо». А еще, книжку заставляет меня, прочитать, по которой она бросала. У нее получилось, думаю, и у меня получится.