Неужели живой?
Она вновь дернулась и, согнувшись в колене, оттолкнулась от земли, чуть-чуть отодвинув невидное мне целиком тело за небольшой завал из красного кирпича.
- Ш-ш-ш-ш-ш-ш. – Зашуршала одежда, от трения с шероховатым асфальтом. Нога снова опала, но через мгновение принялась опять отталкиваться от земли, в месте, где была раньше какая-то клумба, пяткой выкорчевывая комья чернозема, затаскивая тело в укрытие.
Так, значит, он ранен. Тогда почему не кричит? Куда попала пуля, что он терпит такую боль? Даже стона нет. Добить его, конечно же, можно. А вдруг, он вооружен и выстрелит, как только я высунусь? Но с другой стороны, кто-нибудь другой, кто слышал выстрелы, может оказаться здесь еще раньше и тогда вообще все может пойти наперекосяк. Сколько прошло время от того грохота, который я поднял в этой тишине. Пять минут? Десять? Да, слабую жертву или падальщиков, желающих жить, он напугает, а зато голодных и сильных хищников привлечет не менее легко. Страшно подумать, что у них тоже может оказаться снайперская винтовка, и они подстрелят меня, а я даже не успею осознать «что же случилось?».
Кажись, нога больше не сгибается, и затихла. Может быть и все? И добивать не надо? А то только лишний шум выстрелом привлеку, подчеркнув ориентир места, где меня лучше всего будет искать. Но, сжимая пистолет, в согнутой в локте руке прижимаюсь к неровным кирпичам, торчащим из кучи, и достаю круглое зеркало на гибкой металлической ножке, каким механики раньше смотрели труднодоступные места автомобиля, подсвечивая фонариком. Спасибо тому гаражу, на который я набрел недавно, где достал кусок парусины и другие полезные сокровища, которые могут пригодиться в этом мире. Большинство я спрятал в наскоро сделанном мною тайнике, а мелкие, и точно необходимые, взял с собой.
Стараясь поймать нужный угол отражения, я крутил согнутую конструкцию из стороны в сторону, пока не увидел отражение жертвы, которое не шевелилось. Посмотрев на него секунд десять, я осторожно зашел за угол, не переставая целиться из ПМ в лежащее тело.
Жертва оказалась крупным бородатым парнем на вид лет двадцати шести максимум тридцати. Сказать точнее невозможно из-за густой растительности на лице. Парень в джинсах и дешевой байковой рубашке в крупную клетку. Такие раньше тысячами продавались на «Апражке» на «Садовой» и одно время и у меня была такая, пока я ее не замызгал и не порвал вконец. Тепло держит хорошо. Правда, и запах не отпускает. Не отстирывается. Что хочешь, можешь делать, а оденешь ее, и через несколько минут подмышками снова дурно пахнет. Качество – говно.
В руке у парня лежал автомат «Калашникова», укороченный вариант, со складным прикладом. Раньше такой использовали «менты» и, по-моему, АКС-47У. А может быть, я ошибаюсь, и он как-то по-другому называется.
Понятно, почему он не кричал. Моя пуля прошила ему шею, вырвав часть горла. Он пытался рану зажать рукой до самого последнего момента. Да, куда уж там, целого куска нет – разве зажмешь? Кровь, сочившаяся из тела, начала затекать под него, образуя небольшое темное и липкое озеро. Много, наверное, у него крови, раз он столько проползти смог, пока не откинулся окончательно. Здоровяк еще тот, я бы с ним вручную никогда не справился.
Ладно, некогда мне больше рассуждать, самому нужно драпать. На месте ничего делать нельзя, а то зазеваешься – «бац» и всё, не будет больше меня.
Беру его автомат за ремень и вешаю себе за спину стволом вниз. Достаю из небольшого вещмешка крюки для мяса, привязанные к концам достаточно длинной и толстой веревки, и с размаху пробиваю место возле пятого сухожилия, сначала на одной ноге, а затем на другой. С небольшим усилием и хрустом рвущейся материи толкаю их до конца, так чтобы те остановились на середине изгиба металла, чтобы не рвать дальше тело. Впрягаюсь в самодельные вожжи и резким рывком своего тела сдвигаю жертву с асфальта на землю клумбы.
Скидываю ноги на землю и, обернувшись, вижу, что бородач открыл глаза и дергает губами, приоткрывая рот в безмолвном крике полном боли. Слезы текли из его глаз, а из шеи, которую он продолжал прижимать ладонью, запузырилась свежая кровь с воздухом его легких.
Черт! Я же думал, что он уже умер. Никто с такой раной не может столько времени прожить. Я же ведь не монстр какой-то и не садист. Боль же, наверное, невыносимая. Он смотрит на меня своими светло-серыми полными слез, глазами и дергает мышцами лица.
- Прости меня. Я не хотел сделать тебе больно. – Шепчу я ему на ухо, приседая на его грудь со жгутом в руках и чувствуя, как его легкие прогибаются под моей тяжестью.