– Пойми, никто не виноват, что все вот так. – Сказал я ему перед тем, как принялся стягивать руками жгут пониже его раны на шее, упираясь коленом в грудь. Я пыхчу от усердия и напряжения, глядя в его серые глаза. На его лбу вздулась вена, перечеркнув его, своей синей жилкой, на две половины. Бородач инстинктивно сжал мои руки, как бы пытаясь меня остановить. Но вот его глаза наливаются кровью, запертой в лопающихся сосудах головы, а потом становятся стеклянными и ненастоящими, как перламутровые пуговки на плюшевой игрушке. Хоп! И ты уже не живое существо.
- Все. – Сам себе тихо сказал я и зафиксировал жгут на шее, так чтобы кровь почти не текла из раны, и поверх него замотал пакетом. Ноги, пробитые крюками, подняты вверх, поэтому еще теплая кровь сочится в штанину джинсов, впитываясь в материю, пока я тащу добычу к себе в укрытие. А свежая земля немного обтерла уже натекшую под тело кровь. Все это важно. Важна каждая мелочь. Важно оставить как можно меньше следов.
Тащить - это самое опасное, потому что необходимо быстро переволочь тело под крышу и замести немногочисленные кровавые следы, по которым могут вычислить мое место нахождение остальные охотники, слышавшие выстрел. Тем более, что я сейчас совсем не защищен от нападения и сама мысль об этом заставляет меня шевелиться быстрей.
Сколько он весит? Сто? Сто десять? Сто двадцать? Похоже, что мне достался крупный хищник, удачно охотившийся до встречи со мной.
Уф-ф! Еле дотащил. Так, теперь подниму его на первый этаж, чтобы в глаза не сильно бросался и назад, затереть следы. Бросаю бородача и сливаю побольше крови в пакет, ослабив на время жгут.
Снова на улице. Пробегаю по своему маршруту назад и на повороте сливаю немного крови на асфальт, и, пробежав несколько метров, еще немного капаю и растираю ногой, как будто волокли тело по этому маршруту. Затем завязываю и кидаю пакет в сторону на дорогу. Он приземляется и словно малая бомбочка, какие помню, мастерили в школе из презервативов с зеленкой, разрывается, оставляя черную кляксу, сворачиваемую частями в дорожной мелкой пыли на асфальте. Дальше следуют кусты, и поэтому, глядя на следы, оставленные мною, теперь создается ощущение, что тело утащили туда.
Затащил бородача на последний целый этаж, тот который был повыше, и закинул в чугунную ванну, головой вниз, приподняв ноги, наискосок прислонив их к стене. Снял жгут с шеи - пускай стекает кровь, пока перетащу сюда свои вещи и установлю небольшую сигнализацию на лестничных пролетах. Вернул же на место отодвинутую мной паутину из лески с гремучими банками. И положил на этаже ниже стекло, под которое поместил маленький камешек. Все это сверху накрыл газетами и бетонной крошкой. Если в тишине подъезда кто-то захочет приблизиться ко мне, то треск этого стекла известит меня об этом.
Из своего рюкзака я извлекаю разборный мангал, занимающий мало места среди вещей. Раньше с такими мангалами можно было устраивать пикники весенним деньком где-нибудь в лесополосе с друзьями, водочкой и огурчиками. Но те времена прошли. Канули в лето. Огурцы, как мне их не хватает. Они такие хрустящие и сочные. Откусываешь, и рассол по подбородку течет. Прочь из головы, дразнящие и несбыточные мысли. В моем мире не осталось ничего живого, кроме других людей. Крысы и те ушли в какое-то подполье. Все реже и реже появлялись, а после совсем исчезли. Наверное, поняли, что люди их съесть могут. Поэтому мы одни остались, как в банке, из которой не выбраться. Знаете, как раньше воспитывали крысоловов? Кидали дюжину крыс в здоровенную железную бочку из-под топлива и закрывали крышку на неделю или десять дней. Через несколько дней, крысы одолеваемые голодом начинали пожирать друг друга. Проходило десять дней. Оставалась самая сильная из всех, вот ее-то и отпускали на волю, чтобы она, бегая по туннелям, наслаждалась новой для нее едой – своими сородичами. Мы, люди, оказались в похожей ситуации. В ситуации, когда некуда бежать и нечего есть. Не знаю, сколько еще протяну я и оставшиеся живые в таких диких условиях? Помощи ждать не откуда. Из «бочки» не выбраться. Возможно, что уровень радиации на выходе из города спадет, а бактериологическое и химическое оружие тоже ослабит свое действие, и тогда можно будет попробовать бежать отсюда. Но когда это будет? А пока есть только два пути: Ты – или хищник, или жертва?
Здоровяк немного стек, и я принялся его раздевать, предварительно зажег толстые восковые ароматизированные свечи (других не нашел в руинах магазина), чтобы было видно. Одежда его не представляла для меня никакого интереса из-за приличной разности размеров. Если одежда будет мешковатой и висеть на мне, то я не смогу вовремя и резко дернуться в сторону во время нападения. Запутаться, наступив на штанину и упасть – значит, стать чьей-то едой. Задеть краем куртки камешки, которые упадут в тишине – значит, выдать свое местоположение. Людей все меньше и остаются теперь только сильные и вооруженные хищники. Скоро останется только одна «крыса» в этой «бочке». И если ничего не изменится, то ей тоже придет конец, голодный конец.