– Ну, а история в моем кабинете? Почему они не выломали дверь?
Моуди некоторое время молчал.
– Тут какая-то загадка. Они могли беспрепятственно вломиться, убить вас вместе с пациентом и незамеченными улизнуть. Но когда поняли, что вы не один, раздумали. Не стыкуется с остальным. – Он сидел, теребя нижнюю губу. – Если только…
– Что именно?
Моуди глубоко задумался.
– Интересно… – выдохнул он.
– Что?
– Не торопите. Мне пришла в голову мыслишка, но за нее много не дадут, пока не определится мотив.
Джад беспомощно пожал плечами:
– Я не знаю ни одного человека, у кого было бы основание убить меня.
Моуди, помолчав, стал прощупывать дальше:
– Док, может быть, у вас был секрет, которым вы поделились с Хэнсоном или с Кэрол Робертс. Что-то, о чем было известно только вам троим?
– Единственные мои секреты – профессиональные, касающиеся моих пациентов. И ни в одной истории болезни нет ничего, что могло бы оправдать убийство. Никто из больных не является тайным агентом, иностранным шпионом или сбежавшим преступником. Это специалисты, банковские служащие, домохозяйки. Обыкновенные люди с собственными проблемами.
– И вы уверены, что в вашей маленькой компании нет маньяка с манией преследования?
– Абсолютно, – твердо ответил Джад. – Еще вчера я не был так уверен. По правде говоря, уже подумывал, что у меня паранойя, а вы все поняли и мне подыгрываете.
Моуди улыбнулся.
– Такая мысль приходила мне в голову, – признался он. – Когда вы позвонили и назначили встречу, я навел о вас кое-какие справки. Связался со знакомыми врачами. У вас великолепная репутация.
Так значит, его первое обращение – «мистер Стивенсон» – всего лишь притворство!
– Если с тем, что нам известно, пойти к полицейским, – сказал Джад, – может, они активизируют розыск.
Во взгляде Моуди промелькнуло доброжелательное сомнение:
– Полагаете? Мы ведь не так уж далеко продвинулись, док.
– Что верно, то верно.
– Не унывайте, – добавил Моуди. – Успехи все-таки есть: круг поисков сузился.
В голосе Джада послышались нотки разочарования:
– Несомненно! Можно подозревать любого и каждого на материковой части Америки…
Какое-то время Моуди сидел, созерцая потолок. Наконец выговорил со вздохом:
– А как быть с семьями?..
– Какими?
– Док, я верю, что вы знаете своих пациентов вдоль и поперек. И если вы считаете, что они не могли совершить ничего подобного, значит, так и есть. Это – ваш улей, и вы хозяин меда. – Он подался вперед. – Но скажите, когда вы соглашаетесь лечить пациента, разговариваете с членами его семьи?
– Нет. Иногда семья даже не знает, что он проходит курс психоанализа.
Моуди, довольный, откинулся назад.
– То-то и оно! – воскликнул он.
Джад смотрел на собеседника во все глаза:
– Неужели вы думаете, что некий член семьи моего пациента пытается убить меня?
– Не исключено.
– У родственника не может быть больших оснований для убийства, чем у самого пациента.
Моуди с трудом поднялся на ноги.
– Ничего нельзя знать наверняка, не так ли? А теперь не подготовите ли список всех пациентов, которых вы принимали за последние четыре или пять недель?
Джад задумался.
– Нет, – выговорил он наконец.
– Врачебная тайна? Мне кажется, сейчас самое время проявить гибкость. На карту поставлена ваша жизнь.
– Полагаю, вы на ложном пути. Происходящее не имеет отношения ни к моим пациентам, ни к их семьям. Если бы среди родственников были психически больные, психоанализ выявил бы это. – Он покачал головой. – Очень жаль, мистер Моуди. Я обязан защищать интересы пациентов.
– Вы же сказали, что в досье нет ничего стоящего внимания.
– Да, для нас с вами.
Джад вспомнил некоторые факты. Джон Хэнсон, который подбирал в барах и на Третьей авеню мальчиков. Тери Уошберн, переспавшая со всем оркестром. Четырнадцатилетняя Эвелин Воршак, занимавшаяся проституцией в своем девятом классе.
– Прошу прощения, – повторил он, – но я не могу показать вам досье.
Моуди пожал плечами.
– Ладно, – сказал он. – Тогда вам придется сделать за меня часть работы.
– Какую же?
– Отберите пленки всех тех, кто лежал у вас на диване за последний месяц. Очень внимательно прослушайте каждую. Только на сей раз не как врач, а как детектив, выцеживая по капельке любую зацепку.
– Я так и делаю. Это моя работа.
– Сделайте еще раз. И внимательнее. Не хотелось бы лишиться вас до успешного завершения дела.
Он взял пальто и начал облачаться, совершая телодвижения, смахивающие на танец слона. «Поистине обманчиво мнение, что полные люди преисполнены грации», – подумал Джад, глядя на Моуди.
– Знаете, что больше всего настораживает во всей этой путанице? – задумчиво спросил тот.
– Что?
– Вы задали трудную задачку, сказав, что их было двое. Одного можно счесть психом, но как быть с двоими?
– Не знаю.
Моуди с минуту упорно рассматривал Джада.
– Господи, боже мой! – наконец произнес он.
– Что такое?
– У меня жуткий сумбур в голове. Если я прав, за вами охотятся не один и не двое, а много больше.
Джад уставился на него, как на идиота:
– Вы хотите сказать, будто действует целая шайка маньяков? Чушь несусветная!
Моуди вздрогнул от возбуждения.
– Доктор, я подозреваю, кто там дергает за ниточки.
Он смотрел на Джада ясным взглядом.
– Я еще не знаю, как и почему, но, кажется, догадываюсь, кто.
– Так выкладывайте!
– Вы упрячете меня в дурдом, если только заикнусь. Я всегда утверждаю: коль открыл рот – говори путное. Если я на верном пути, вскоре все расскажу.
– Надеюсь, – серьезно сказал Джад.
Собеседник сверлил его взглядом.
– Нет, док, если вы хоть чуточку цените свою жизнь, молитесь, чтобы я был неправ.
И Моуди распрощался.
Джад взял такси и поехал в кабинет. Была пятница, полдень, до Рождества оставалось три дня. С Гудзона дул порывистый промозглый ветер, и люди, спешащие за праздничными покупками, шли, сгибаясь под его напором. Витрины магазинов были украшены елками с зажженными лампочками. Мир на земле. Благоволение. И Элизабет с их нерожденным ребенком. Может быть, когда-нибудь в будущем – если останется жив – к нему тоже придет умиротворение, он освободится от прошлого со всеми его усопшими и начнет новую жизнь. Да, с Анной он мог бы… Стоп! Что толку мечтать о замужней женщине, которая уезжает с любимым мужем?
Такси остановилось, Джад вышел и беспокойно посмотрел по сторонам. Но что там разглядишь, когда понятия не имеешь, каким оружием тебя прикончат и в чьи руки его вложат.
Он поднялся к себе, запер наружную дверь и отодвинул панель, за которой хранились пленки. Кассеты были расставлены в хронологическом порядке с указанием фамилии пациента. Он взял самые последние и отнес к магнитофону. Все встречи на сегодня отменены, можно сконцентрировать внимание и попытаться найти хоть какую-нибудь зацепку, касающуюся родственников или друзей. Джад считал предположение Моуди малообоснованным, но уважение к проницательному толстяку не позволяло отмахнуться от просьбы.
Вставил кассету и вспомнил, когда делал это в последний раз. Неужели только вчера вечером? С воспоминаниями нахлынул ужас. Кто-то задумал убить его в той самой комнате, в которой прикончили Кэрол.
Вдруг в голову пришло, что из поля зрения совершенно выпали пациенты бесплатной больницы, где он работал одно утро в неделю. Наверное, потому что все убийства связаны с кабинетом. И все же… Он подошел к секции с надписью «Больница», просмотрел кассеты и забрал с полдюжины.
Первая – Роза Грэхэм.
«… Несчастный случай, доктор. Нэнси постоянно хнычет. Капризный ребенок, и если я наказываю ее, это, знаете ли, только на пользу.