В полдень пришел Анжели, больной и усталый. Он то и дело чихал, вытирая красный нос. Войдя в кабинет, плюхнулся в кресло.
– Вам кто-нибудь ответил по поводу Дона Винтона? – с нетерпением спросил Джад.
Анжели кивнул:
– Мы получили телетайпы из ФБР, Интерпола и от шефов полиции всех крупных городов США.
Джад ждал, затаив дыхание.
– Никто не слышал о Доне Винтоне.
Джад недоверчиво смотрел на Анжели, тошнота покатывала к горлу.
– Но это невозможно! Я хочу сказать, кто-то ведь должен знать его. Человек, творящий подобное, не может раствориться в воздухе!
– То же самое говорит Макгриви, – Устало вымолвил Анжели. – Доктор, я со своими людьми всю ночь разыскивал Донов Винтонов в Манхэттене и во всех других районах. Мы проверили даже Нью Джерси и Коннектикут.
Он вынул из кармана линованный лист бумаги и показал Джаду.
– В телефонной книге абонентов мы нашли одиннадцать Донов Винтонов, в том числе с некоторыми отклонениями в орфографии. Затем сузили поиск до четырех возможных и проверили каждого. Один – парализованный, другой – вице-президент банка, третий – пожарный, который в день двух убийств был на дежурстве. Вся надежда была на последнего. А это владелец магазина домашних животных, и ему, пропади он пропадом, под восемьдесят.
– Мне очень жаль, – произнес Анжели.
Джад бросил взгляд на детектива и вдруг сообразил, что тот не спал всю ночь.
– Очень признателен вам за все старания, – с благодарностью сказал он.
Анжели наклонился вперед:
– Вы уверены в словах Моуди? Хорошо расслышали?
– Да.
Пытаясь сконцентрироваться, Джад прикрыл глаза. Он тогда спросил Моуди, знает ли тот наверняка, кто на самом деле за всем этим стоит. И вновь услышал его голос: «Вы когда-нибудь слышали о Доне Винтоне?» Доне Винтоне! Джад открыл глаза.
Анжели вздохнул:
– Да, – повторил он.
Анжели вздохнул.
– Тогда мы тычемся, как слепые щенята, – он нерадостно засмеялся. – Простите за невольное сравнение. А-а-пчхи!
– Вам бы лечь в постель.
Анжели встал:
– Да, наверное.
Джад не сразу решился на вопрос:
Как давно вы работаете вместе с Макгриви?
– Это наше с ним первое дело. А что?
– Как вы думаете, он может обвинить меня в убийстве?
Анжели опять чихнул.
– Пожалуй, да, доктор. Пойду-ка лягу.
Он направился к двери.
– Я, наверное, кое-что предприму сам, – сообщил Джад.
Анжели остановился:
– А именно?
Джад рассказал ему о Тери. И еще о том, что можно кое-что разузнать о бывших сожителях Джона Хэнсона.
– Не так уж много, – честно признался Анжели, – но вероятно, лучше, чем ничего.
– Мне до смерти надоело быть мишенью. Пора выбираться из окопов. Теперь охотиться буду я.
Анжели пристально посмотрел на него:
– Каким образом? Мы ведь боремся с призраками. в полиции рисует портрет по их показаниям?
Анжели кивнул.
– Портрет преступника, составленный по описанию. – Джад в возбуждении начал ходить взад и вперед по кабинету. – Я составлю портрет-характеристику человека, которого мы ищем.
– Как это? Вы же никогда его не видели. Это может быть кто угодно.
– Нет, не может. Мы ищем весьма неординарную личность.
– Какого-то безумного.
– Безумие – термин непрофессиональный и к медицине никакого отношения не имеет. Здравомыслие – способность разума адаптироваться к реальности. А если не можем приспособиться, то либо прячемся от реальности, либо ставим себя выше нее, и тогда мы – супермены и не подчиняемся общепринятым законам.
– Наш приятель считает себя суперменом?
– Вот именно. Когда нам угрожает опасность, у нас три выбора, Анжели. Спасаться бегством, придумать конструктивный компромисс или атаковать. Наш приятель атакует.
– Он же сумасшедший.
– Нет. Сумасшедшие бывают редко. Они концентрируют мышление только очень недолгий период времени. Мы имеем дело с гораздо более сложным человеческим материалом. Он может быть бездуховным, олигофреном, шизоидом, страдать маниакально-депрессивным психозом или любой комбинацией вышеупомянутых недугов. Есть и такие отклонения: сначала нелогичные поступки, потом полная потеря памяти. Но самое главное – его внешний вид и поведение кажутся окружающим абсолютно нормальными.
– Так не за что же зацепиться.
– Вы неправы. Кое-какие наметки есть. Могу описать его портрет, – сказал Джад и сосредоточился, прищурив глаза. – Дон Винтон выше среднего роста, атлетического телосложения. Следит за своей внешностью и очень дотошен в делах. Не обладает артистическими талантами, не рисует, не пишет, не играет на фортепиано.
Анжели, приоткрыв рот, не спускал с Джада глаз. А тот продолжал говорить все быстрее:
– Ни в клубе, ни в другой общественной организации не состоит. Разве что их возглавляет. Способен только руководить. Мыслит глобальными категориями. Ну, например, если он жулик, то проворачивает крупные операции. Если в чем-то замешан, то только в ограблении банка, похищении людей и убийстве.
Возбуждение Джада росло. Он все отчетливее представлял себе этого человека.
– Когда вы его наконец схватите, то наверняка узнаете, что в детстве он остался без отца или матери.
Тут Анжели подал голос:
– Доктор, не хочу спускать вас на грешную землю, но ведь это может быть какой-нибудь чокнутый, наглотавшийся наркотиков подонок, который…
– Нет. Тот, кого мы ищем, не употребляет наркотиков. – Голос Джада звучал уверенно. – Я вам еще кое-что скажу. В школе он принимал участие в коллективных спортивных играх – футбол, хоккей. Ему неинтересны шахматы, кроссворды, головоломки.
Анжели скептически поглядывал на Джада.
– Но ведь он действует не один, – возразил детектив. – Вы сами предположили.
– Я описываю вам Дона Винтона, – сказал Джад. – Человека, который за всем этим стоит. И вот еще: он романского типа.
– Почему?
– Сужу по методике убийств: нож – кислота – бомба. Он – латиноамериканец, итальянец или испанец. – Джад вздохнул. – Вот вам словесный портрет. Портрет человека, который совершил три убийства и пытается убить меня.
Анжели сглотнул:
– Откуда, черт возьми, вы все это знаете?
Джад сел и наклонился к Анжели:
– Это – моя профессия.
– С точки зрения психиатрии, да. Но как вы можете дать физическое описание человека, которого никогда не видели?
– Опираясь на науку. Некий доктор Кречмер обнаружил, что восемьдесят пять процентов людей, страдающих паранойей, имеют атлетическое телосложение и красивы. Наш приятель – явный параноик. Полон иллюзий по поводу своей неординарности. Мания величия ставит его выше законов.
– Чего же его давным-давно не упекли в сумасшедший дом?
– Так он же носит маску.
– Что-что?
– Мы все носим маски, Анжели. С младенчества нас учат скрывать свои чувства, не показывать ненависть или страх, – авторитетным тоном объяснял Джад. – Но в стрессовой ситуации Дон Винтон сбросит маску и покажет свое истинное лицо.
– Понятно.
– Его уязвимое место – эгоцентризм. Если его «я» будет что-либо угрожать, реально угрожать, он сломается. Он ходит по острию ножа. Много усилий не потребуется, чтобы спровоцировать его.
Помолчав, Джад продолжал, как бы говоря сам с собой.
– Он обладает «мана».
– Это еще что такое?
– «Мана» – слово полинезийского происхождения, идущее из глубины веков. Первобытные так называли человека, одержимого злым духом и пагубно влияющего на других людей. Человека, наделенного экстрафизической силой, которая подавляет всех вокруг.
– А откуда вы взяли, будто он не рисует, не пишет, не играет на фортепиано?
– Мир полон людей артистического склада – шизоидов. В большинстве своем они не проявляют жестокости только потому, что у них есть выход для этого чувства: они самовыражаются в творчестве. А у нашего друга такого выхода нет. Поэтому он походит на вулкан. Он может освободиться от внутреннего давления, только дав ему выход вовне. И вот результат: Хэнсон, Кэрол, Моуди.