Будь начальник пароходства человеком, воспитанным в другой системе, он, может быть, и вовсе бы отказался командовать морским предприятием, сославшись на недостаточную компетентность, в крайнем случае, остановился бы на должности заместителя по портам. Но его воспитала именно эта, не какая-то другая система, именно здесь, он знал, командуют как раз совсем не те, кто, подобно Форду, досконально знают свое дело. Нет, с капиталистов здесь пример не берут, бог с ним, этим Фордом и кто там еще у них есть. Давно было сказано Основоположником, что государством будет управлять кухарка. Свято соблюдая эти заветы, главные решения принимают здесь не специалисты, а те, кто вознесен над ними волей знаменитой партии. Как я здесь являюсь на ковер по вызову завотделом, слыхом не слыхавшего об артикаплах и клюзах, так и мой шеф, министр, ждет вызова в кабинет какого-нибудь Зам. зава в ЦК, понятия не имеющего о специальных предметах, но отдающего последние, беспрекословные (и безответственные зачастую) приказания. Что ж делать я не гений, я человек Системы, подумал он про себя.
- Товарищи, прервемся, - сказал он, привычно взглянув на часы. Через два часа прошу всех ко мне.
Министр подписывал последние бумаги из накопившейся за сутки стопы, когда, помощник принес ему очередную радиограмму с отчаянным докладом Юрьева. Недовольная гримаса на полном лице заслуженного портовика, Герой Социалистического Труда и прочая и прочая... сменилась растерянной озабоченностью.
- Я гляжу, он сам так и не сообразит, что делать, - поднял он на помощника напряженные, как у грузчика, взвалившего на плечи неимоверную тяжесть, глаза. Ничего не хотят решать сами, все надеются на других.
- Вся беда в том, что японцы гарантируют спасение Системы, - сказал помощник.
- Гарантируют, гарантируют! - министр раздраженно отодвинул радиограмму, поднялся из-за стола. - Представят нам счет на пару миллионов долларов за свои гарантии, вот что такое твои японцы.
- Но там же - человек, - не глядя на шефа, негромко произнес помощник.
- Свободен, - отрезал ему министр. - Посоветуюсь с Главным, как он скажет, так и сделаем.
Он недолго ждал, пока секретарь Главного соединил его с абонентом. При мяукающем, гнусавом звуке голоса, раздавшегося из трубки, - министр инстинктивно выпрямился и подобрал живот.
- Катастрофа? - промяукал Главный. - Скажи-ка, друг, сколько аварий и катастроф в сутки регистрируют твои службы по всем бассейнам министерства. Немало? Ну так что, будем всякий раз платить японцам, французам, грекам или обеспечим, наконец, дело собственными силами? Кстати, ты много заработал валюты в прошлом году?
- Я все понял! - кашлянул министр, непроизвольно сдвинув высокие каблуки зимних ботинок, он был невысок росточком. - Есть!
Серегин долго ждал ответа. Наконец, радист принес голубенький листок.
- ЕБЦУ, - товарищ капитан.
- Нельзя ли без юмора? - строго взглянул Серегин. Давай сюда. И прочитал вслух: "Если нет другого выхода, прорезайте обшивку, обеспечьте сохранность системы".
Капитан посуровел и, не удостоив радиста взглядом, буркнул:
- Вы свободны...
...Погода портилась на глазах. Чертыхнувшись, Виктор Геннадьевич закрепил себя двойным беседочным узлом и полез за борт. Ткнул электродом в металл и тут же волна окатила его сзади.
- Как напряжение в цепи? - крикнул сверху электромеханик. Сварщик, помотав головой, продолжал резать, не останавливаясь. Электрод сгорел, он выбил его из державки, протянул руку - кто-то тотчас сунул ему другой электрод. Засверкала дуга. Прыгавшая у борта перевернутого буксира спасательная шлюпка подскочила на волне и ударила сварщика по ногам, он сорвался, закачался на страховочном конце.
- Да отцепите вы ее, заразу!
- Как отцепишь, если шлюптали у нее внутри! - боцман спустился на моторный бот спасателя, подошел к перевернутой шлюпке с кормы. Приготовив капроновый конец, он перевалился через борт и долго ловил момент, пока не закрепил трос за скобу на киле шлюпки.
- Пошел! - скомандовал он сидевшему за рулем мотористу. Моторка оттянула норовистую шлюпку от борта. С полчаса сварщик работал спокойно, но вдруг конец оборвался, освобожденная шлюпка шкодливо запрыгала к буксиру, и, достигнув борта, подскочила и снова клюнула сварщика по нотам. Поминая всех святых, Геннадий Викторович вылез на днище, растер мокрое замерзшее лицо обеими руками.
- Сколько время-то? - спросил он у электромеханика.
- Третий час. Пообедать съездишь на спасатель, Геннадий Викторович?
- Половину еще не прорезал, - мотнул головой сварщик. - Не пропадем и без обеда.
Только ж уберите вы эту заразу! - ругнулся он на шлюпку.
Предательски ластясь, вода подступила к швеллеру, на котором он примостился. Максим подогнул под себя ноги, оперся рукой о холодную, покрытую ледяной бахромой трубу и поднялся, застонав от нестерпимой боли, пронзившей спину. Показалось, кто-то большой и жестокий неумолимо вталкивает в него выше поясницы толстый кол и медленно ворочает его, приближаясь снизу к сердцу. Максим согнулся, снова выпрямился, пытаясь найти какое-то положение, при котором боль стала бы хоть чуточку слабее, а она нарастала. Когда-то он страдал от зуба - но что зуб по сравнению с этой азиатской пыткой! Нет сил даже застонать, произнести хоть слово. Он обливался холодным потом, извиваясь в муках. Мама! - прохрипел он в тоске. И вопль этот прошел сквозь металл и атмосферу, достиг сердца матери в далекой белорусской деревне. Она растерянно замерла с полным подойником в руке посреди двора. Оглянулась на хлев - в раскрытую дверь глядела ей вслед добрыми глазами, помахивала хвостом только что подоенная Манька.
- Што, мам, помочь? - окликнул с крыльца дома Витька, младшенький, оставшийся после школы в селе механизатором. Не поехал вслед за Максимкой искать счастья за морями-океанами, и слава богу, при матери. И Максимку бы женить, дом бы правление дало, механики здесь вот как нужны, к чему нам эти загранки. - Пошла мать, затосковав по старшенькому. Спасибо, обещал после рейса навестить, отдохнуть. Что-то даже непонятное добавил: "Жди, мама, в феврале меня и, мажет, еще кого". Женится на Востоке, так и бог с ним, лишь бы дал им бог счастья... В эту минуту сын ее, стеная от невыносимой боли, шагнул в ледяную воду и сразу погрузился по грудь. Раскаленная игла пронзила его от пяток до затылка. Господи, нет больше сил! - прохрипел он и нырнул с головой, вдохнул в себя Бездну, но какая-то сила отторгла его. Судорожно дернувшись, он вынырнул в темноту, закашлялся, уцепился обеими руками за ледяной прут, встал на ноги.
И увидел свет над головой. Прерывистая, неровная малиновая полоска уже почти сомкнулась, обрисовав прямоугольник. Как же он забыл, что ребята уродуются в ледяном шторме, спасая его. А он распустил нюни, и чуть не подвел их. Максим выбрался на швеллер (вода уже накрыла его тонким слоем), помотал головой - и словно пробка хлопнула в ухе - услышал шаги людей вверху, на днище, и клацанье металла, и даже голоса. Да, и голоса он слышал! Дождусь, выберусь! - приказал он себе. Ладно, что не долго был в воде - переохладишься, никакой доктор не оживит. Ишь, сволочь, приманила меня! - погрозил он разовым язычкам плескавшей под ним Бездны. И вдруг осознал, что боль исчезла так же внезапно, как началась. Все ясно, сказал он себе, это почки. Застудился, как дед Пятрок, он тоже, бывало, катался по полу во время колик и тихо стонал, пока мама не спаивала ему лекарство. Дедуля, я в тебя, будь спокоен. Гранатами нас не добили, тем более водой. Викуля, жди, я приду! Он не произнес вслух ни слова, но молодая девушка в далеком прибрежном городе вдруг почувствовала себя лучше и улыбнулась, и включила сверкающий никелем и пластиком ШАРП.
Дмитрий ввалился в прихожую большой, пышущий здоровьем и уверенностью. Протянул Виктории тяжело нагруженную сумку.
- Принимай добавок к чаю! Здравствуй!
- Привет, Дмитрий Иванович, - улыбнулась она. - А сумку поставь вот сюда, раздевайся.
- Снова по имени-отчеству! - смеялся он, проходя вслед за ней в комнату. А как же насчет любимый и родной? Или я что-то не так расслышал? О, у тебя Шарп! - подошел он к установленному на отдельном столике магнитофону. Можно включить? Щелкнул клавишей, Хампердинк запел о несостоявшейся любви. Староват, староват репертуар, - говорил он, оглядывая комнату и Викторию и, как видно, не зная, куда приткнуть большие руки с красными кистями. Протянул их к Виктории. - Как насчет ваших великих добрых слов, Виктория Михайловна?