— Стивен, это неправда! Мы пытаемся. Мы сидим с ним, ухаживаем за ним, делаем все, чтобы он чувствовал, что мы рядом. Но он лежит без движения, ничего не говорит, похоже, не замечает никого. Это уже не отец. Контакт с ним потерян. Я пыталась, клянусь, пыталась, но бесполезно. Нет, он этого не сделает! Не представляю, как он собрал их, как решился на такое.
— Когда ты даешь ему их, ты следишь, проглотил ли их он?
— Нет, по-настоящему не слежу. Ты же знаешь, как он злится, если мы надоедаем ему со своей опекой. А теперь уж и не пойму, раздражает его или нет, но мы даем ему таблетку, потом наливаем воду и подносим к губам. Должно быть, он спрятал их несколько месяцев назад. Не поверю, что он в состоянии сделать это сейчас. Марта бы заметила. Она чаще всех к нему поднимается, и самое тяжелое на ней.
— Значит, ему удалось обмануть Марту. Господи, Дебора, как я не догадался, ведь я считаю себя врачом. Гробовщик я, и только, гожусь лишь на то, чтобы обмерять своих клиентов, коль скоро не в состоянии видеть в своих пациентах живых людей. А для Салли он все еще живой человек.
Дебора не удержалась и тут же парировала — как раз они-то с мамой и Мартой стараются, чтобы Саймону Макси было удобно, чисто и сытно, им это немалого стоит, а вот какие такие заслуги у Салли — ей непонятно. Но уж если Стивен начинает бить себя в грудь, его не остановишь. Ему потом на душе легче делается, даже если окружающим мало удовольствия выслушивать его монологи. Она молча наблюдала, как он нашарил в ящике стола пузырек из-под аспирина, тщательно пересчитал таблетки, их было десять, бросил в пузырек, сделал на нем наклейку, записав название препарата и дозу приема. Все это он проделал автоматически, как человек, привыкший, чтобы лекарство не оставалось без наклейки. На языке у Деборы вертелись вопросы, которые она не решалась задать: «Почему Салли пришла к тебе? Почему не к маме? Она действительно нашла эти таблетки или же просто придумала удобный предлог повидаться с тобой наедине? Нет, должно быть, она нашла их. Такое ведь не придумаешь. Бедный отец! Что Салли сказала? Какое мне дело до всего этого и до Салли? Я ненавижу ее, потому что у нее есть ребенок, а у меня нет. Наконец я решилась сказать это, но от того, что я призналась, мне не легче. Этот мешочек из носового платка. Сколько же времени ему пришлось потратить, чтобы завязать его! Такое впечатление, будто его ребенок делал. Бедный отец! Когда я была маленькой, он был таким высоким! Неужели я боялась его? Господи, ну почему я не испытываю к нему никакой жалости?! Как мне хочется пожалеть его. Интересно, о чем сейчас думает Салли? Что ей сказал Стивен?»
Он отвернулся от стола и протянул пузырек:
— Возьми домой. Поставишь в его аптечку. Не говори пока ничего маме и доктору Эппсу. По-моему, разумнее будет отменить таблетки. Сейчас я возьму в аптеке другое лекарство, то же самое, только в растворе, а не в таблетках. Перед сном — одну чайную ложку, с водой. Я сам прослежу. Просто скажешь Марте, что я отменил таблетки. Когда к нему придет доктор Эппс?
— Придет вечером к маме с мисс Лидделл. Наверно, поднимется к отцу. Но не думаю, что он о них спросит. Ведь отец их принимает уже очень давно. Когда они кончаются, доктор дает новую порцию.
— А может быть, ты знаешь, сколько сейчас таблеток дома?
— Есть новый пузырек, еще не распечатанный. Мы должны были открыть его сегодня вечером.
— Оставь его в аптечке, а ему дай в растворе. Я переговорю с Эппи в субботу. Приеду завтра поздно вечером. Пойдем-ка со мной в аптеку, и отправляйся домой. Я позвоню Марте, попрошу ее оставить тебе ужин.
— Хорошо, Стивен. — Дебора не огорчилась, что не остается на ужин в больнице. Радостное настроение дня улетучилось. Пора возвращаться домой.
— И я посоветовал бы тебе ничего не говорить Салли.
— У меня и в мыслях не было. Надеюсь, она тоже попридержит язык. Не хотелось бы, чтобы это обсуждала вся деревня.
— Ну зачем ты так, Дебора, ты ведь сама не веришь, что Салли кому-то скажет. На нее можно положиться. Она приняла случившееся близко к сердцу. Очень даже.
— Не сомневаюсь.
— Не на шутку переполошилась. Она очень предана отцу.
— Эту преданность она перенесла и на тебя.
— О господи, что ты хочешь сказать?
— Просто мне интересно, почему она не рассказала о таблетках маме или мне.