— Посмотрите на эти окна! — говорит он. — Они сделаны на одном уровне, повернуты в одну сторону. Пройдите в глубину ниши лунной полноземельной ночью, повернитесь лицом к окну и вы будете видеть точно середину земного диска! И так — в любой нише!
Конечно, это может быть совпадением. Но только не для Тимошкина. На гребне Стены, здесь же, над окнами, он обнаружил остатки плит — Лунный Баальбек! — как он назвал про себя. Правда, плиты встречаются на Луне во многих местах. Тимошкину говорят: таких плит сотни. Но Юрий не соглашается. Он уверен, что здесь плиты подогнаны, лежали одна на другой. И только мощное землетрясение — лунотрясение — раскололо и сбросило их с гребня Стены. Сейчас это хаос обломков, но воображение Юрия складывает обломки, ставит плиты на место. Если бы здесь воздвигнуть колонны, был бы второй Баальбек!.. Дело твое, — спорят с Тимошкиным, — фантазируй, сколько угодно. Вот если бы ты нашел чтото существенное, что-то этакое… из ряда вон выходящее, — вот тогда!..
И Тимошкин ищет.
А может быть, и нашел. Нет, нет, пока что он и себе не верит! И как тут верить? Ведь так можно загипнотизировать себя вконец! Но в глубине души он уже дал своему открытию название — Лунный Глобус.
Чего только ни делает природа: пропасти, пики, цирки, плиты, Стену, наконец! Почему же она не может сделать шар?.. То, что нашел Тимошкин, не шар — только часть шара, фрагмент. Но если мысленно охватить взором недостающее, будет шар. Будет глобус! Потому что это не гладкий, не обточенный, не оплавленный шар: на нем угадываются очертания лунных цепей и кратеров! Если бы только найти недостающие части шара!.. Юрий ищет два года. И ни за какие посулы не хочет уходить от Великой Стены. Сергей Иванович предлагал ему Кратер Коперника, Море Дождей, но Тимошкин не согласился. Пообещал начальнику найти криновит, сложный силикат, обнаруженный американцами в метеоритах Вичита Каунти и Яндегайн и названный тек в честь советского метеоролога Кринова. Изумруднозеленые зерна — мечта геологов — не встречаются на Земле. Они, как и метеориты, гости из космоса. С первых дней их ищут в метеоритных камнях и на Луне. Но Юрию не удалось найти криновит, Сергей Иванович недоволен бахвальством и, наверно, переведет Тимошкина в Море Дождей.
И вдруг Юрий сам запросил перевода.
— Почему? — спросил Сергей Иванович, подняв по привычке брови на лоб.
— Хочу поработать на полюсе.
— А как же Стена? — вспомнил Сергей Иванович пристрастие Юрия к Стене.
— Стена отанется…
— А криновит?.. — не без колкости спросил начальник геологической службы.
— Криновита нет, Сергей Иванович, — признался Тимошкин.
— Так… — опять по привычке сказал Сергей Иванович, а Тимошкину показалось, что это не предвещает ничего доброго.
Если бы не колкость в вопросе о криновите и не это начальническое «Так»…, перед которым Тимошкин робел, Юрий рассказал бы Сергею Ивановичу истинную причину того, почему он просится на полюс к Егорову.
Исследуя снимки Глобуса, Тимошкин постоянно видел ровную черточку, риску на самой вершине выпуклости. Царапина, давно решил он, — ударило осколком метеорита… Но вот Юрию вздумалось сфотографировать Глобус на цветную пленку. Когда фотография была проявлена, Юрий ахнул; царапина светилась ярким огнем, — будто луч, ударивший с полюса! Странно! вертел Тимошкин в руках фотографию. Луч… Это могло быть случайностью: целые области на Луне флюоресцируют под яростными лучами солнца. Все могло быть случайностями: и ниши, и плиты, и полушарие Глобуса, и эта ничтожная светящаяся царапина. Но Тимошкин мгновенно сжал все это в руке: что если все здесь взаимосвязано и дополняет одно другое?.. Куда направлен луч?
Куда направлен луч, сказать было нельзя. Но попроситься на полюс к Егорову — можно. Вдруг разгадка на полюсе? Тогда и произошел разговор с Сергеем Ивановичем.
— Если нет криновита, — соглашался Сергей Иванович, — переведу. Поговорю с Егоровым и переведу. Будешь искать алмазы.
Разговор произошел дня за два-три до того, как «Полярная» станция начала действовать.
Потом пошла эта фантастика с Малышом, и Сергей Иванович не возвращался к переводу Тимошкина на Северный полюс.
Вот почему, когда участники эпопеи собрались наконец вместе, одно кресло в их кругу оказалось пустым. Это кресло по праву принадлежало Юрию Львовичу Тимошкину.
Собрались они через месяц.
Возле «Полярной» стоял тот же вездеход на спиралях. Водители Беленький и Смирнов опускали по трапу ящики, обитые цветной жестью. Галин и Егоров помогали водителям. Командовал парадом Сергей Иванович.
— Осторожней, ребята, — говорил он, — смотрите — надпись: «Не кантовать!»
— Стараемся, Сергей Иванович, — откликался Беленький из кабины. — И что в этих ящиках? Даже на Луне тяжело!
Спирали вездехода подрагивали от напряжения; ящики действительно были тяжелыми,
Затем их внесли в шлюзовую камеру, в помещение станции и расставили в комнате с экраном и затемненными иллюминаторами. В ящиках оказалась киносъемочная и проекционная аппаратура.
— Передвижка! — разочарованно воскликнул Беленький. Сергей Иванович?
Начальник геологической службы отмалчивался. Он отмалчивался целый месяц. Ни Земля, ни Луна не знали о тайных приготовлениях Сергея Ивановича и обитателей «Полярной» станции. Это был секрет, утвержденный и принятый всеми на памятном совещании месяц тому назад. Готовились доказательства, сюрприз для планеты Земля. Может быть, здесь было немножечко опасения, что затея кончится неудачей. Малыш не сработает и все виденное Егоровым было странной невероятной случайностью. Вдруг ничего больше не повторится? Но больше было надежды: все должно окончиться хорошо. Ведь все четверо — и «полярники», и Сергей Иванович — были романтиками.
Киносъемочных аппаратов оказалось четыре — для Егорова, Галина, Светланы и Сергея Ивановича.
— Пройдемте в фотолабораторию, — предложил Сергей Иванович, — зарядим пленку.
Сотрудники станции и начальник геологической службы скрылись в фотолаборатории.
Оставшись одни, Беленький и Смирнов переглянулись:
— Что тут творится, Вася? — спросил Беленький.
Высокий флегматичный Смирнов ничего не ответил.
— Такого спектакля я не видел, — продолжал Беленький. Да еще с участием Сергея Ивановича. Старик обычно весь на виду. А тут — оставил нас двоих в комнате…
— Будут съемки, — сказал Смирнов.
— Вижу, что будут съемки. Но что снимать?
— Земное затмение, — предположил Смирнов.
— В четыре аппарата? — с сомнением покачал головой Беленький.
Из лаборатории с готовыми аппаратами вышли «полярники» и начальник геологической службы, молчаливые и немножко торжественные. Факт, — подумал Беленький, — тут затевается что-то нешуточное…
— Пойдемте с нами, — сказал водителям Сергей Иванович.
— Всегда готовы! — ответил Беленький за Смирнова и за себя, — он готов был идти хоть на край света, лишь бы не сидеть в пустой комнате и не гадать. А главное, — ему было интересно, что затеял Сергей Иванович, и этот интерес надо было удовлетворить до конца. Не пригласи Сергей Иванович его и Смирнова, Беленький сам напросился бы идти вместе со всеми. Обязательно бы напросился.
Пройдя коридоры и шлюзовую камеру, маленькая экспедиция направилась к Малышу.
Шли быстро и молча, как заговорщики. Кажется, Сергею Ивановичу нравилась эта таинственность. В самом деле, тучный пожилой человек был мальчишкой в душе, неутомимым искателем. Луна и вообще необжитые места таких любят, — настойчивых и мечтательных. Сергей Иванович уверовал в находку Егорова с первых дней и весь отдался порыву. Все энтузиасты такие: если уж делать дело, так с душой, а не вполдуши! Земля отрезвила его тогда, потребовала доказательств. И он найдет эти доказательства.
Все они найдут доказательства!
— Что бы ни произошло, — говорил он, когда группа подошла к Малышу, — что бы кто ни увидел, — снимать. От начала до конца — снимать!
Расставил «полярников» с киноаппаратами каждого на расстоянии двухсот метров одного за другим, Смирнова и Беленького тоже поставил в ряд: «Будьте свидетелями…»