Если бы зашла речь о выдаче убийц и преступников, и за каждого их человека мы выдали бы по два человека, то вышло бы 70 человек — вот мы и предлагаем эту сумму взамен крови их.
Говоря кратко, пусть 13—14 тысяч туманов будет засчитано за вещи, 60 тысяч за убийство Посланника, который, пусть предположим, имеет высокий сан и доброе имя. Во всяком случае, против тех 70 000 туманов, которые Ваше Высочество уже приняли сверх нашего приказа и о которых Вы говорили, мы не станем возражать, дабы не подрывать слов нашего чада. В прошлом году ради поддержания слова Наибус-Сальтане мы уплатили 8 куруров (Разумеется контрибуция России, см. выше.), и теперь, если мы, в виду желания Вашего Высочества, уплатим 70 000 туманов, то это не будет много.
Но под какую уверенность уплатим мы их? Ваше Высочество говорили с Наибус-Сальтане и с Каим-Макамом, но неизвестно, имеет ли значение согласие их по этому поводу, ибо мы это неоднократно испытали. В тот год Наибус-Сальтане прислал Мирзу Исмаил Энджидани (Вероятно, лицо, упомянутое в донесении Грибоедова 30 июля 1827 года как посланец при разговорах о перемирии.) и ясно написал Аллаяр-хану (Аллаяр-хан Асефед-Доуле, зять Шаха, шурин наследника, первый министр. Известен отзыв Грибоедова (письмо Бегичеву): «Аллаяр-хан мой личный враг, он меня уходит; не простит он мне заключенного с персами мира». Интересно, что и посторонний источник говорит: «Не подлежит сомнению, что он был главным зачинщиком войны... ему обязано персидское правительство постигшими его бедствиями». См. изданный И. А. Зиновьевым («Россия и Персия», СПб, 1897 год) дневник английского офицера. Имя последнего, вероятно, не доктор Уиллич, а капитан Уиллок (ср. «Акты Кавказской Археографической Комиссии», VII, 608, и Малышинский, «Русский Вестник», 1890 год, 229): «Дайте 50 000 туманов, и мы выгоним русских из Азербайджана». Мы отобрали расписку от Мирзы-Исмаила и выдали 50 000 туманов, а после того, отдав и все, что имели, подверглись всему этому позору. Под конец, когда мы потребовали отчета от Наибус-Сальтане, только и был нам ответ, что-де так нам казалось, а Бог не судил, и не вышло! И правду он нам докладывал: хотел он было сделать, да не удалось. Мы тоже не могли слова сказать, да и что бы нам сказать? Если бы мы его наказали, то Шазде (То есть принц.) пропал бы <даром>, и часть собственного нашего тела нашей же рукой мы бы повредили.
В прошлом году также Фетх-Али-Хан рештский (Тавризский губернатор (беглербеги). О нем сочувственно и подробно говорил Грибоедов в в заметке «О Гилани» (февраль, 1822 год).) явился с письмами от Наибус-Сальтане и с безграничными обещаниями: «Вы-де дайте 5 куруров, да мы дадим 3 курура».
В нашем благословенном присутствии он один из этих куруров расписал (Отсюда идут не совсем ясные счеты Шаха с его сыном по поводу способов уплаты контрибуции.) поименно между приближенными Наибус-Сальтане, другой между жителями Азербайджана и третий на имя самого Наибус-Сальтане. Мы и этим не убедились и отобрали документ от английского доктора (Ирландец, г. Кормик, лейб-медик Аббас Мирзы, решительно владеет умом его и всеми намерениями. Г. Макнил в Тегеране тем же кредитом пользуется во дворце самого Шаха» (донесение Грибоедова, 17 августа 1828 ). Макнил за содействие заключению Туркманчайского мира получил русский орден и подарок; он был впоследствии английским посланником в Персии.), что так будет сделано. Решено было, чтобы со дня прибытия Наибус-Сальтане в Тавриз выдавалось еще по 1000 туманов. А потом сказали, что этот документ был выдан по принуждению. Когда Наибус-Сальтане явился к нам, то мы не только выдали эти 3 курура и по 1000 туманов ежедневно, но оказали ему всякие милости и щедроты.
100 000 туманов остатка хойских денег, относительно которых люди Наибус-Сальтане и жители и купцы Азербайджана выдали документ, должен был в 4-месячный срок получить человек Аминуд-Доуле, который должен был отправиться в Миане. <Этого, однако, не случилось.> И хотя деньги не были мною выданы, однако пожалованные вещи были заложены, и дело было сделано. Ныне год прошел, а вещи все еще в залоге, и опять пишут, что Хой не освободился от залога, и русский уполномоченный приедет жить в Хое, чтобы добрать остаток суммы (Донесение Грибоедова 10 ноября 1828 года: «Javais deja prolonge le terme du paiement qui nous est du pour l'evacuation de Khoy, dans le but d'y faire hivemer nos troupes». («Я успел уже продлить срок уплаты должных нам за очищение Хоя денег, с намерением оставить там наши войска на зимовку», фр.) Впрочем, Хой все же был внезапно очищен.).