14 марта 1828 года Грибоедов прибыл в Петербург с договором, был на другой день принят государем, получил ряд наград и стал предметом всеобщего внимания. Его влияние на ход восточной политики правительства было несомненно. 25 апреля он был назначен полномочным министром в Персии и 6 июня навсегда покинул Петербург, исполненный горьких предчувствии о своей неизбежной гибели в Персии. Причиной народного возмущения против него в Тегеране было его неуклонное исполнение требований Туркманчайского договора, весьма тяжелого для населения. Но он твердил: «Должны прежде всего бояться России и исполнять то, что велит государь Николай Павлович, и я уверяю, что в этом поступаю лучше, чем те, которые затеяли бы действовать мягко и втираться в персидскую будущую дружбу». За эту настойчивость и за Туркманчайский мир, за честь и могущество России Грибоедов заплатил своей головой.
В комедии «Горе от ума» перед нами тот же государственный человек. В эпоху Грибоедова было модным делом перерабатывать на русский лад французские комедии. Близкие знакомые Грибоедову писатели — Хмельницкий, Кокошкин, князь Шаховской и другие — занимались именно такой переделкой. Шаховской (1777—1846), служивший в Театральной дирекции, написал до 100 пьес, причем переделывал французские пьесы («La coquette» — «Урок кокеткам, или Липецкие воды», «Le Menteur» — «Не любо, не слушай, а лгать не мешай» и др.); Хмельницкий (1789—1846) перевел мольеровские комедии «Тартюф» и «Школа женщин», переделал множество французских комедий Реньяра, Буасси и Дорлевиля, и в этих переделках выступают русские имена и якобы русская обстановка; Кокошкин в 1815 году перевел «Мизантропа», переделав французские имена на русские: Альцеста в Крутова, Филинтая в Людмила, Селестину в Прелестину и т. д. Пьеса его имела очень большой успех. Таким образом, переделка французской комедии на русские нравы была в моде в пору Грибоедова.
Этот последний также отдал дань этой моде: в 1815 году он переделал французскую комедию Creuze de Lesser «Le secret du menage» в «Молодые супруги» с сохранением французских имен; в 1817 году он написал несколько сцен, как предполагают, для комедии Шаховского «Своя семья, или Замужняя невеста», заимствуя их из французской пьесы «La fiancee maries»; в 1818 году, совместно с Жандром, Грибоедов переделал пьесу Барта «Les masses infidelites», дав героям русские имена Лизы, Рославлева, Ленского, Блестова и др. («Притворная неверность»); «Мизантропом» Мольера Грибоедов увлекался в молодости.
Тип человека, возмущенного окружающей обстановкой и громящего все направо и налево, не был нов в русской комедии XVUI — начала XIX веков. Уже Екатерина II выставила в своей пьесе «Именины госпожи Ворчалкиной» такого Громова. В комедии Шаховского «Новый Стерн» выступает чувствительный путешественник и фантазер граф Пронский, который оказывается в смешном положении; в «Пустодомах» Шаховского перед нами смешной прожектер князь, все делающий по указаниям книжника Инкартуса. Про него можно сказать, что у него ум за разум зашел. В 1817 году Хмельницкий выставил в своей комедии «Говорун» графа Звонова, который так же со всеми вступает в разговоры, прерывая говорящих, как Чацкий. Как Чацкий, он произносит длинный монолог, обращаясь к окружающим, которые постепенно все расходятся, а он, не замечая этого, продолжает говорить. Смешной прожектер выведен в модной комедии Хмельницкого «Воздушные замки» (1818) в лице Альнаскарова.
Таким образом, в начале XIX века не были новы и неожиданны типы обличителя, но комедия всегда выставляла этот тип в отрицательном духе, а обличения Звоновых и Громовых не имели общественного значения. Под пером Грибоедова Звонов и Громов превратился в человека с глубокой государственной мыслью, в Чацкого, все обличения которого дышат справедливым негодованием против недобросовестного и легкомысленного отношения к требованиям государства и народа. Вероятно, сам собой произошел этот процесс: переделанный на русские нравы «Мизантроп» превратился в комедию дурных нравов русского дворянства Москвы, а Альцест в гордого, «здравомыслящего» и благородного Чацкого, кому так дороги честь России, истинное просвещение и преуспеяние народа.
Этой своей метаморфозой Альцест обязан тому, что попал в руки такого человека, как Грибоедов. Все, наболевшее в сердце русского патриота, государственника и националиста, отлилось в горьких обличениях Чацкого.