Тынянов кончает свой роман сценой встречи Пушкина с прахом Грибоедова. Заключительные слова романа — цитата из Пушкина: «Что везете? — Грибоедова». Но и в этой заключительной главке он ослабляет цитаты своим орнаментом, своей выдумкой. Пушкин кончает свои замечательные страницы о Грибоедове в «Путешествии в Арзрум» словами: «Как жаль, что Грибоедов не оставил своих записок! Написать его биографию было бы делом его друзей; но замечательные люди исчезают у нас, не оставляя по себе следов. Мы ленивы и нелюбопытны».
Автору «Смерти Вазир-Мухтара» нельзя сделать этих упреков: он не ленив и любопытен. Но пробел, о котором жалеет Пушкин, остается незаполненным и после его книги.
М. Цетлин
Р. Словцов
(Николай Викторович Калишевич)
Мать Грибоедова
Главой грибоедовской семьи была мать будущего драматурга Настасья Федоровна, рожденная тоже Грибоедова, из другой ветви этого старого дворянского рода. С мужем Сергеем Ивановичем, отставным майором, она жила не в ладах. Большую часть года тот проводил в рязанской деревне, а когда приезжал в Москву, то дни и ночи играл в карты и сильно расстроил свое имение. Воспитанием детей — сына Александра и дочери Марии, прекрасной музыкантши, — Настасья Федоровна руководила сама, и ее характер отразился и на отношениях к детям. «Это была, — пишет лучший биограф А. С. Грибоедова Н. Пиксанов, — знатная русская барыня, умная и любящая, но нетерпимая, страшно резкая в своих приговорах и деспотически властная даже в любви». Ее отношения к сыну очень напоминают мать Тургенева, резкостью она похожа на Ахросимову из «Войны и мира», и старуха Хлестова из «Горе от ума» очень близкая ей родня. Современники свидетельствуют, что мать поэта была «некогда очень известна в Москве по своему уму и резкости тона». Л.Н. Майков, со слов короткого знакомого Грибоедова, приписывает Настасье Федоровне руководство первоначальным домашним воспитанием сына и называет ее «женщиной очень просвещенной». Но это был ум своеобразного домостроевского склада. Когда такой ум соединяется с властным характером, — это становится тяжелым для окружающих и прежде всего для детей.
В письмах самого Грибоедова есть немало, — всегда, впрочем, сдержанных, — сетований на тяжелый характер матери. За три года до смерти он жалуется ближайшему своему другу Бегичеву на «зависимость от семейства». Десятью годами раньше, в 1816 году, он пишет тому же Бегичеву: «Неужели все заводчика корчишь? Перед кем, скажи, пожалуйста? У тебя нет матери, которой ты обязан казаться основательным; будь таким, каков есть». Видно, Грибоедову не раз приходилось ломать себя в угоду матери, чтобы казаться не таким, как есть. «Матушка никогда не понимала глубокого сосредоточенного характера Александра, а всегда желала для него только блеска и внешности», — свидетельствует сестра и чуткий друг поэта Марья Сергеевна. В 1818 году Грибоедов поверяет тому же Бегичеву одну из тяжелых сцен, которые приходилось ему испытывать не однажды. «В Петербурге, — пишет он, — судят обо мне и смотрят с той стороны, с которой я хочу, чтоб на меня смотрели. В Москве совсем другое; спроси у Жандра, как однажды за ужином матушка с презрением говорила о моих стихотворных занятиях и еще заметила во мне зависть, свойственную мелким писателям, оттого что я не восхищаюсь Кокошкиным и ему подобными». Политические симпатии сына вызывали у Настасьи Федоровны еще больше негодования. Когда Грибоедов был арестован за знакомство с декабристами и его провезли с курьером через Москву в Петербург, Бегичев, после свидания с другом, отправился к Настасье Федоровне. «Та с обыкновенной своей запальчивостью с первых же слов начала ругать сына на чем свет стоит: и карбонарий он, и вольнодумец, и прочее».
Деспотический свой нрав Настасья Федоровна проявляла по отношению к сыну и когда он был вполне самостоятелен. Недовольная его женитьбой, она отправила сыну на Кавказ письмо, по поводу которого Грибоедов, за месяц до смерти, жаловался Паскевичу: «Кому от чужих, а мне от своих; представьте себе, что я вместо поздравлений по случаю женитьбы получил от матушки самое язвительное письмо. Только, пожалуйста, неоценимый благодетель, держите это про себя и не доверяйте даже никому из вашего семейства. Мне нужно было вам это сказать; сердцу легче».
Властная, умная женщина, Настасья Федоровна, однако, не умела управлять своим состоянием: была опрометчива и расточительна и всегда нуждалась в деньгах. В 1816 году, — муж недавно умер, сын вышел в отставку из военной службы и переехал в Петербург, дочь была на выданье, — она, чтобы поправить свои дела, решилась на смелый шаг — купила у княгини Мещерской огромное имение в Костромской губернии, село Троицкое Солтаново (существует и ныне) Кологривского уезда. «Я, — признавалась она позже, — не имея при покупке того имения собственных денег, продала рязанскую свою деревню, сверх того заняла у разных людей немаловажную сумму и потом перезаложила сие, вновь купленное, имение в московский опекунский совет; почему, с пошлинами и употребленными мною на разные извороты деньгами и понесенными убытками, стоит оное уже более 300 000 рублей».