Мера хотела навестить Орма сразу же после его заключения под арест, однако отец и Вулко отговорили ее: не за чем сразу же лить раскаленное масло на свежие раны, свергнутому царю нужно время, чтобы смириться, и царевна, мучимая тревогами, подчинилась. Чувствуя себя обязанной объясниться с бывшим женихом, все же она невольно порадовалась отсрочке их встречи: значит, у нее еще есть время подготовиться и усмирить бурю чувств, бушевавшую в душе, и Орм успокоится, примет свое положение и власть нового царя. Возвращение Атланны, живой и невредимой, Трезубец Атлана и левиафан, бившийся на стороне Артура, должны были убедить Орма склонить голову перед единоутробным братом, но Мера знала, каким упрямым и злопамятным мог быть сын Орвакса. Несомненно, он рад, что мать спасена и вернулась в Атлантиду, но даже этого могло оказаться недостаточно, чтобы заставить Орма позабыть обиды. Пусть лишенный трона, запертый, подобно взбесившемуся дорудону, он все еще представлял опасность для власти Аквамена – в океане еще остались те, кто хранил верность роду Мариусов, и, недовольные воцарением полукровки, они могли сплотиться вокруг Орма и поднять восстание против правления Артура, чего нельзя было допустить. Воды еще не успокоились после Битвы Царей, в морской соли еще остро чувствовалась горечь пролитой крови, и новая война не принесет ничего, кроме потерь и разрушения. Мера надеялась, что разум Орма не отравят злость и жажда мщения: ее бывший жених был хитер и решителен, но в гневе он глупел, забывался, рвался к своей цели, совершенно не думая о последствиях.
Девушка чуть слышно хмыкнула: в этом они с Артуром были похожи. Аквамен тоже не собирался отступать, не добившись своего, но Артур хотя бы прислушивался к чужим советам, а Орм же не терпел, когда ему перечили. Даже от Меры, своей невесты, он ждал полного подчинения, будто от служанки; царевна понимала, что не смогла бы так жить: рано лишившаяся матери, воспитанная отцом как его помощница и наследница, а не безмолвное украшение зала, Мера бы отчаянно сопротивлялась давлению Орма, точно молодая акула, на которую впервые пытались надеть сбрую. Орм бы не отступал, Дева Ксебела не сдавалась и продолжала упрямиться, и их брак превратился бы яростное противостояние; такой союз не принес бы счастья никому из них, однако, если бы не желание Орма покорить сушу, Мера ни за что не оставила бы его. Ее долг как послушной дочери и как царевны был выйти замуж за выбранного жениха, и девушка была готова с честью его исполнить, но ее сердце взбунтовалось, когда Нерей поддержал сына Орвакса в его намерении поднять трезубцы против людей. Если бы не это, возможно, они были бы уже женаты, и Мера носила бы его ребенка, будущего царя Атлантиды, но боги распорядились иначе: теперь она невеста другого, а Орм заключен под стражу, состоящую исключительно из гвардейцев народа Соленых Вод и рыболюдов. Это было решением Вулко: в Атлантиде и Ксебеле у Орма Мариуса оставалось слишком много друзей, и Нуйдис намеревался оградить свергнутого царя от возможных союзников. Среди рыболюдов и соленоводных Орм не найдет поддержки: царя одних он убил собственной рукой, лишив отца юную царевну, а другие видели в нем только захватчика и узурпатора. Это было разумное решение, которое поддержал царь Нерей и Совет благородных родов единогласно, но сердце Меры ныло, будто сдавленное чьей-то безжалостной ладонью, при мысли, что Орм сейчас совсем один; девушка знала, что ему не причинят вреда - ни Атланна, ни Артур того не допустят, но сын Орвакса всю жизнь страдал от одиночества: измена матери его отцу, ее последующая казнь, брат, выросший на суше среди людей, суровое воспитание царя Орвакса, его жестокость и холодности, не редкие по отношению к родному сыну, ложились незримыми шрамами на Орма, точили его, как неумолимые волны точат прибрежные камни. Оставленный нареченный, преданный собственным советником, даже мать предпочла ему старшего сына-полукровку – что он должен чувствовать после всего этого?
Потому Мера чувствовала себя обязанной облегчить его боль хоть немного, доказать, что, несмотря на разорванную помолвку, Орм все еще дорог ей. А разве могло быть иначе? Их обручили, когда они были детьми, Мера и Орм росли в твердой уверенности, что поженятся. Сын Орвакса нередко изводил Деву Ксебела разговорами о том, что у него будет целый гарем красавиц со всех уголков океана, а Мера в ответ угрожала надрать ему уши и рожать одних только дочерей.
- Сыновья от такой тюленьей задницы, как ты, не родятся! – заявила тогда она, за что Орм дернул свою невесту за волосы. Царевна Ксебела, не желая терпеть подобное обращение, так нащипала жениха за щеки, что наставила ему синяков. Конечно же, Меру наказали за подобное поведение: разве допустимо девушке так себя вести? Да еще и поднимать руку на будущего мужа?! Но зато следующие несколько недель Орм по всему дворцу плавал с щеками синими, словно осьминожьми чернилами умылся, говорил и улыбался с трудом и больше никогда не заговаривал с Мерой о наложницах, однако дразнить и задирать свою невесту не перестал: усмехаясь хищно, отчего Орм делался похожим на голодную мурену, он обзывал Деву Ксебела тощей, словно морская игла, говорил, что в ее волосах будут селиться рыбы, перепутав их с щупальцами актинии, и вообще после свадьбы он запрет ее в башне, потому что он – будущий царь и имеет на это право. Сейчас бравада дерзкого и злого, будто морской волк, мальчишки вызывала у Меры улыбку, а тогда она ярилась и возмущалась, требовала принести им трезубцы, чтобы в поединке отстоять свою задетую насмешку и честь. Слуги и фрейлины мягко увещевали и уговаривали, пытаясь успокоить взбешенную дочь Нерея, Орм так довольно усмехался, что кровь в жилах царевны обращалась лавой, кипела и клокотала, растекаясь жидким огнем по паутине вен, а царь Орвакс, задумчиво щуря глаза, черные и холодные, как вода в Бесовой Впадине, замечал, что от такой бойкой девицы, как Мера, родятся сильные сыновья. Это ничуть не льстило, напротив, только сильнее выводило из себя, но Орвакс Мариус был не тем, кому царевна Ксебела могла бы возражать. В тот год Мера даже еще не расцвела, а в Орме видела завравшегося нахала, заслуживающего трепки, нежели своего суженого, однако в глубине души таила нежелание выходить замуж за Орма и рожать ему сыновей.
Да и кто бы стал слушать прекословие девчонки, упрямо и буйно рыжей, будь она хоть сотню раз царевной?
Со временем Мера смирилась, приняла грядущее замужество как нечто неизбежное; верно, как сухопутный рыбак, затерявшийся на лодке в ураган, принимал несущуюся на него исполинскую волну. Она не полюбила Орма, хотя знала, что он ждет от нареченной именно этого, но была по-своему привязана к нему; у них было столько общих воспоминаний, радостных и не очень, общее детство, долг перед их семьями и океаном; царевна Ксебела искренне пыталась приноровиться к непростому характеру жениха, а он в свою очередь старался быть с ней учтивым, мягким и обходительным, но в Орме Мариусе было слишком много яда. Зачастую он делал или говорил такое, что отталкивало Меру от него, будь то попытка запретить ей принимать приглашение на танец от других мужчин или же отказ отпустить ее в Ксебел на годовщину правления царя Нерея. Орм как будто боялся, что, стоит ему отпустить невесту, как она оставит его ради другого, бросит, как царица Атланна бросила его отца.
Издевка богов, что именно так и вышло: воды судьбы принесли Меру к Артуру Карри, после встречи с которым царевна поняла, что не сможет быть женой его брата.
Дева Ксебела поделилась в Акваменом своим желанием посетить Орма в его тюрьме, которой для него стали покои в чертогах Царей во дворце Атлантиды, однако Артур посоветовал девушке не спешить, неприятно ее удивив.
- Ты, конечно, можешь пойти, если хочешь, - сказал он, перекидывая золоченый трезубец из ладони в ладонь; у Артура было осунувшееся от усталости лицо, взгляд – злой и потемневший, и морщины, перечеркнувшие лоб и переносицу, но когда он поднял глаза на Меру, лицо Аквамена осветило улыбкой. Оставив трезубец, он притянул Деву Ксебела к себе и усадил к себе на колени. – Но сразу предупреждаю – он не в настроении. Мягко говоря.
- Я с ним выросла. Поверь, мне его укусы не страшны, - фыркнула Мера, запуская пальцы в волосы Артура; он прикрыл глаза, откинувшись на спинку кресла, которую поддерживали переплетенные щупальца осьминога из малахита и нефрита, запрокинув голову, и царевна пробежалась пальцами по его шее, колючей от пробивающейся щетины. Аквамен бы по-человечески волосатым, что Мера находила по-своему очаровательным; целовать его было щекотно, девушке хотелось рассмеяться или чихнуть, или поцеловать крепче, так, чтобы дыхание перехватило и сердце замерло. Она старалась не сравнивать поцелуи Артура и Орма, но стоило теплым губам Аквамена коснуться ее кожи, память жгло холодом сдержанных прикосновений бывшего жениха. Ласки Орма были рождены чувством собственности; Мера целовала его потому что должна была его целовать, а Артура – потому что хотелось так сильно, что кружилась голова.