Дина кивнула, но всё же ей было грустно. Трудно не поделиться радостью, но ещё труднее получить резкий отказ. Ей казалось, что родители несколько смягчились в последнее время. Может быть, это ей только кажется…
В день выписки, когда Дина, причёсанная и в лёгком макияже, выбирала, что надеть, мать, Сима, была дома. Она спросила:
— Что такое, ты собираешься в гости?
— Натан сегодня выписывается, — глухо сказала Дина. — Будет пресса, фотографы. Мне надо прилично выглядеть.
— Что ж ты нам не сказала раньше? Я совсем не в форме, и папа на работе… Мы бы тоже пришли!
— Ты вполне в форме, причешись только. Я не думала, что вы захотите прийти.
— Ты нас совсем злодеями считаешь! По-твоему, мы бессердечные? Я сейчас позвоню папе на работу…
Она ушла в спальню, Дина слышала, что она с кем-то говорит. Потом вышла и сказала:
— Папа делает сложную операцию, его даже не согласились позвать к телефону. Можно, я пойду с тобой?
Дина от волнения не могла говорить и только кивнула. Она чувствовала внутреннюю дрожь и с трудом сдерживала слёзы.
— Ну-ну, успокойся, девочка, — сказала Сима, обняв её. — Не плачь, весь твой макияж потечёт…
Всё прошло очень торжественно. На церемонии в реабилитационном центре присутствовал директор, из больницы пришли врачи, которые лечили Натана и делали ему операции. Пришёл командир их части с группой солдат. Само собой разумеется, пришли все родственники Натана, тётки, дяди, двоюродные…
Сима стояла вначале несколько отчуждённо, в стороне от всей этой толпы. К ней подошла Нехама, мать Натана, и обняла её.
Несколько журналистов поехали вместе с ними на квартиру родителей Натана. Много фотографировали. Интервьюировали Натана и немножко Дину. На вопрос о дальнейших планах Натан ответил, что намерен поступить в Хайфский Технион, учиться одной из технических специальностей, и в самом ближайшем будущем жениться на Дине.
Когда задали вопрос, что помогло ему выдержать жестокие боли, перенести три операции и пройти затем сложнейший путь от полной потери памяти до нынешнего состояния, он ответил:
— Её лицо.
Журналисты недоумённо переглянулись, а Натан знаком подозвал Дину и сказал:
— Я не помнил, кто она, как её зовут. Но я всё время видел её лицо. Вот эти три веснушки на носу. И родинку на правой щеке. Капелька жизни оставалась во мне, легче было умереть, чем жить. Иногда хотелось вырвать все трубки, сорвать бинты, покончить со всем этим. Но я видел её лицо. Оно смотрело строго, не разрешало. Оно было мне необходимо, хотя я и не знал, почему. Если сорву бинты и истеку кровью, то больше его не увижу. Этого я не хотел. Её лицо меня спасло.
Он поцеловал Дину, и все присутствующие зааплодировали.
Под вечер, когда журналисты и родственники ушли, на пороге показался Борис, отец Дины. Подошёл к дочери, положил руку на её голову.
— Благословляю тебя, дочка, — сказал он, — благословляю ваш союз. Это у вас — настоящее! Вы будете счастливы!
Затем он пожал руку Натану и спросил:
— А дату свадьбы вы уже назначили?