Глупая, глупая принцесса, даром что светлейший ум всего внутреннего Альянса!
С какой стати ему приходить? Теперь, когда новости уже разлетелись во все концы объединенных королевств?
И Амира в отчаянии покинула праздник сестры, спряталась от него в привычной и мрачной тишине водяных садов, где десятки фонтанов проливали слезы, которые она не могла себе позволить.
Принцесса сидела прямо на земле в густой тени гигантской магнолии, комкала в пальцах драгоценных расшитый шелк платья и делала мелкие глотки из бутылки вина, которую украдкой стянула с отцовского стола. Перед ней, за мраморными перилами, открывался вид на синие крыши города, на запутанную сеть каналов, пересекающую белые мощеные улицы, на уходящие вдаль поля риса и на снежные стены скал у самого горизонта.
Все блеклое и бледное.
Прямо как ее настроение.
Шорох за спиной заставил Амиру подскочить на месте и крепче схватить горлышко бутылки. Она сама ни разу так не делала, но Гарланд, ее сестра с Юпитера, рассказывала, что можно получить хорошее оружие, если разбить дно бутылки и использовать горлышко как рукоять.
— Кто здесь? Выходи, если ты не вор! — твердо выкрикнула она, хотя руки предательски задрожали, выдавая страх.
— А если все-таки вор? — раздался тихий смешок.
Слабые пальцы Амиры сами собой разжались, выпуская бутылку.
Всего лишь голос, один только вопрос — а у нее внутри тут же разгорелся пожар, родилось пламя, которого нельзя ожидать от дочери глубоких вод.
— И что ты собрался украсть? — пролепетала она, тщетно пытаясь увидеть, где находится мужчина, лишивший ее покоя.
— Всего лишь драгоценнейшее из сокровищ, — жаркий шепот коснулся ее затылка, а ловкие сильные руки сомкнулись на талии, — сердце принцессы.
Амира прерывисто выдохнула, развернулась в объятиях, на миг ослабевших от неожиданности, и тут же сама обхватила руками смуглую шею и уткнулась носом в бархат камзола.
— Ты пришел! — она напрасно пыталась бороться со слезами, уже промочившими насквозь дорогую ткань. — Я думала, ты ни за что не придешь после того, как узнал!
— Ну-ну, — успокаивающе произнес он. — Что случилось с той скромницей, что даже руку боялась мне подать лишний раз?
Пальцами осторожно прихватив подбородок, он поднял лицо Амиры так, чтобы можно было заглянуть ей в глаза. И она наконец-то увидела в полутьме его улыбку, тонкую как лезвие.
— Ты пила? В одиночестве? Разве так отмечают помолвку счастливые невесты?
— Не будь жестоким, — всхлипнула Амира, — ты даже не представляешь себе, каково это…
— Быть невестой? Очень рассчитываю никогда этого и не узнать.
Она сердито оттолкнула его и сделала шаг назад, наступив при этом в разлитое вино.
— Прекрати! К чему это ехидство? Ты никогда со мной так не разговаривал.
Теперь стало понятно, почему Амира не сумела отыскать его среди гостей. Темно-зеленая бархатная маска, из того же материала, что и камзол, сливалась по цвету с париком на его голове. Он был сплошным сгустком зелени, приглушенным, как глубокие мутные воды озер. На плечи у него был накинут плащ из рыболовной сети, голову обручем охватывали переплетенные стебли тины, на маске красовались выкрашенные бронзой щепки и сломанные ракушки.
Костюм утопленника.
Словно в насмешку, Амира была наряжена русалкой — такой костюм выбрала для нее сестра.
Но вот странность: сейчас именно Амира чувствовала себя так, словно ее затягивает на дно.
В темноте прозвучал тяжелый, печальный вздох, и на лице мужчины появилась новая улыбка. Виноватая. Грустная. Немного дрожащая.
— Ты права. Прости. Я просто… ну, знаешь, мне еще ни разу не приходилось реагировать на новость о том, что моя возлюбленная выходит замуж. Так что я порой перегибаю палку.
— Это было не мое решение, — покачала головой Амира.
— Знаю! — порывисто выкрикнул он и повторил уже тише: — Знаю.
— Что нам теперь делать?
— Ничего, полагаю. Мы ничего не можем сделать. Разорвать твою помолвку нельзя, да и к чему? — он сделал пару шагов и лениво облокотился о ствол магнолии, под которой недавно сидела принцесса. — Нам все равно запрещено быть вместе. Конечно, мы могли бы пойти против вековых устоев, ввергнуть королевства в кровавую войну во имя нашей любви…
Амира болезненно скривилась, и он ответил на это горьким смешком:
-…но оставим это другим.
Из бальной залы раздался громкий хлопок, шелест конфетти и взрыв смеха. Принцесса вздрогнула от страха и обняла себя за плечи, всматриваясь вдаль. Она подумала, что вот-вот заплачет снова, как положено изнеженным бессильным принцессам, которых родители могут выдавать замуж за кого им заблагорассудится.
Синие тени бархатом окутали улицы и каналы. Над снежными вершинами у горизонта сияла белая луна, холодная и бесстрастная.
— Амира…
Мужчина отстранился от дерева и раскинул перед ней объятия. Амира прерывисто выдохнула и поспешила укрыться в кольце его рук от сомнений и страхов, от заботливых родителей и нежеланного жениха, от своей выстуженной бледной планеты и от гордой, вечно правой луны с её гордой и вечно правой королевой…
Ей хотелось — ненадолго, хотя бы на миг — представить, что она выходит замуж за него, за своего возлюбленного. Что это его имя отец так радостно назвал во время помолвки, за его здравие пил колючий грушевый сидр.
И как только она немного в это поверила, убаюканная теплым дыханием и нежными касаниями, как предстоящая свадьба тут же стала казаться счастьем, неведомым ранее чудом. Амира вдруг задумалась о том, как важно для невесты быть красивой. Вот бы прямо сейчас отправиться к швее, посмотреть ткани на платье, обсудить вышивку по подолу — эдельвейсы, конечно же, эдельвейсы…
На темном полотне неба мелькнул серебристый росчерк упавшей звезды.
Комментарий к Часть 3
Небольшое пояснение: версия Серебряного Тысячелетия, представленная в данной работе, никак не связана с Серебряной Песнью, в отличие от всех остальных работ. Отсюда другие имена принцесс, их родителей, а также внезапно объявившиеся родственники :)
========== Часть 4 ==========
Ами проснулась от того, что кто-то легонько стучал по кончику ее носа. Она поморщилась, попыталась смахнуть то, что ей мешало, а, когда ничего не вышло, приоткрыла глаза…
И увидела прямо перед собой, как на белоснежной гостиничной простыни змейкой свернулась тонкая рыжая прядка.
— Доброе утро, — улыбнулся Цоизит, чье лицо было непозволительно близко, хоть веснушки пересчитывай.
Вся сонливость тут же пропала. Ами отшатнулась, резко села на постели и осмотрелась по сторонам.
Холодный утренний свет робко пробивался сквозь плотно сведенные шторы. На столе над стаканчиками с кофе вился сизый дымок, пахло свежей выпечкой и горячим джемом. И еще, ненавязчиво, но отчетливо — гелем для душа с апельсиновым маслом: Ами пользовалась таким вчера, когда принимала душ. Точно так же пахла футболка, в которой она спала, и — наверняка — влажное полотенце, небрежно переброшенное через спинку стула. Это был запах Цоизита, и он пропитал всю комнату.
И всю Ами, до самых кончиков волос.
Она торопливо потерла глаза, в надежде на то, что все это просто сон. Но, конечно же, когда она отняла руки от лица, ничего не исчезло — ни полотенце, ни кофе, ни Цоизит.
Нахальный, абсолютно лишенный чувства неловкости Цоизит! В одних джинсах, с влажными распущенными волосами, капельки воды с которых лениво ползут по загорелой коже плеч и груди. Украшенные чернильными рисунками руки теперь ничего не скрывало, и, если бы Ами захотела, то могла бы разглядеть каждую линию его татуировок.
Вместо этого она поспешно отвернулась, прогоняя от себя представший перед ней образ.
Образ пропадать не собирался.
До чего дошла умница Мицуно! Во сне обнимается с незнакомцем в маске, утро начинает с полуголого бывшего противника.
— Сколько… — с губ сорвался только хриплый шепот, и Ами, прокашлявшись, повторила: — сколько времени?