господина аль-Бадави!», - и позвала его, и он тут же подошел к ней. Затем она сообщила
мне, что она дала обет зарезать этого барана, которого растила три года, и возраст
которого соответствовал возрасту ее сына, на могиле господина аль-Бадави, если сын
будет жить, и послезавтра наступает день исполнения обета.
Говоря все это, она выглядела счастливой… Я вышел в другую комнату, где сидел ее муж, и обнаружил его не менее радостным. Он потребовал от меня, чтобы я сопровождал их в
место под названием Танта, где находилась могила аль-Бадави, чтобы увидеть это великое
торжество. Они ограничились бараном по причине далекого расстояния. Те же, кто жил
недалеко от могилы, посылали туда верблюдов.
Я понял, что придется угодить моей двоюродной сестре, чтобы убедить ее, что я
действительно желаю, чтобы ее сын жил, иначе бы она сочла это порыванием
родственных связей и решила бы, что меня не волнует, будет ли жить сын моей
двоюродной сестры или нет – и для этого мне необходимо пойти с ними на это
празднество ширка. В то же время я спрашивал себя: как мне убедить ее, что она на пути к
куфру? И что случится, если я разобью эту красивую мечту, которой она жила эти три
года?.. В конце концов, я сказал себе, что начну с ее мужа, поскольку мужчины являются
покровителями женщин.
Я отвел ее мужа в дальнюю комнату и намеренно сделал так, чтобы он увидел у меня в
руках книгу «Единобожие» имама Мухаммада ибн Абдуль-Ваххаба. Он протянул руку и
развернул к себе обложку. Не успев даже причитать заголовок, он тут же отскочил так, словно схватился за раскаленный уголь, и закричал: «Что это ты читаешь?! И как
оказалось у тебя эта книга?! Наверняка, кто-то подсунул ее тебе!»
Он знал, что я человек уравновешенный и уделяю время посещению гробниц и
подношению свечей, вещей согласно данным обетам, а иногда и принесению жертв, - так
же, как и он. И я видел в его глазах искреннее сожаление по поводу того, что мне в руки
попала эта книга.
И мне предстояло занять ту же позицию по отношению к нему, которую в свое время
занял доктор Джамиль Гази по отношению ко мне. И Аллах пожелал так, что бы это было
для меня подобно экзамену… Смогу ли я применить на деле то, о чем читал?
Самое важное – это моя приверженность своей акыде, а также преподнесение ее другим.
Ведь тот, кто не оказывает никакого влияния на окружающих его людей, это носитель
негативной акыды. И совершенно немыслимо, чтобы я держал в себе свои убеждения,
оставляя других в заблуждении, иначе в будущем они утопят меня в своих суевериях…
Значит, я должен спорить с ними наилучшим способом и не позволять им считать это дело
неважным. Я обязательно должен отвратить их от их ширка и они непременно должны
отказаться от своих убеждений… Потому что эти суеверия основаны на заблуждении, и
стоит только сомнению войти в них, как оно тут же разрушает их, преследует, и будучи
настойчивым настигает и уничтожает их, или по крайне мере, останавливает их рост,
чтобы они не повредили другим…
И поэтому я принял решение уповать на Аллаха и начать объяснять этому человеку… И я
даже не надеялся пошатнуть его вероубеждение, которому уже больше тридцати лет. И я
ограничился тем, что попросил его взглянуть на это дело внимательно. Эти ли мертвые, покоящиеся в гробницах, более почитаемы у Аллаха или же Мухаммад, Посланник
Аллаха (да благословит его Аллах и приветствует)?... И пусть он хорошенько подумает об
этом и сообщит мне о результатах, без всякого пристрастия и фанатизма.
Он пообещал мне, что подумает об этом, но при этом все же попросил меня сопровождать
в их «благословенной» поездке в Танту. Я же ответил ему, что это невозможно и этому
никогда не бывать. И что, если он так стремится поехать вместе с женой на могилу
господина аль-Бадави, чтобы их сын жил, то это означает ни что иное, как его
убежденность в том, что жизнь – в руках аль-Бадави, и он продлевает ее, кому пожелает и
отнимает ее, кого пожелает. Он вытаращил на меня глаза и закричал: «Не становись
кяфиром!» Я же сказал ему: «Кто из нас совершает куфр? Я, который требует от тебя, чтобы ты обратился к Аллаху, или ты, который упорно настаивает на том, чтобы
обращаться к аль-Бадави?!»
Он промолчал и видимо посчитав это нарушением правил гостеприимства с моей
стороны, забрал жену, барана и сына, и они отправились из аль-Аббасиййи в Каире в
Танту. И, провожая их, я шепнул ему на ухо, что если он предпочтет не заезжать к нам
после возращения с «карнавала ширка», я буду ему благодарен, иначе он встретит с моей