Корни методов управления и реализации партией ее власти находятся там же, где истоки коммунистического тоталитаризма и нового класса, – еще во времени, когда компартия готовила революцию. Чем, если не прежними коммунистическими фракциями, система функционирования которых разрослась, разветвилась и усовершенствовалась, является "руководящая роль" в органах власти и общественных организациях? Что, если не прежнюю теорию об авангардной роли партии в рабочем классе (с той единственно разницей, что раньше эта теория имела иное, общественное звучание), представляет собой "ведущая роль партии в построении социализма"? Тогда, до взятия власти, при помощи этой теории ковались кадры для революции и ее органов, ныне она оправдывает тоталитарное господство нового класса. Одно вытекает из другого. Есть, правда, и разница. То, прежнее – революция, ее формы, – было и неизбежностью, и даже потребностью части общества, которую невозможно было остановить в стремлении к техническому и экономическому прогрессу.
Но вышедшее из революции тоталитарное насилие и господство нового класса навалились тяжким камнем, изпод которого непрерывно сочатся пот и кровь целого общества. Случилось так, что отдельные революционные формы приобрели, по сути, реакционную окраску. Подобное, в частности, произошло с фракцией.
Коммунистическое хозяйничанье государственной машиной осуществляется двояко. Первого способа – функционального – мы выше коснулись. Принципиально и потенциально он – основной. Но на практике чаще используют второй способ, состоящий в том, что определенные властные функции недоступны никому, кроме членов партии. Это относится к службам, ключевым при всякой власти, а уж при коммунистической особенно: полиции, прежде всего тайной, дипломатии и офицерскому корпусу, где в первую голову выделяются разведывательная и политическая функции. Судопроизводство между тем коммунисты с особой тщательностью контролируют только в его высших эшелонах: подчиненное партийным и полицейским учреждениям, оно, как правило, хуже оплачивается и потому менее привлекательно для коммунистов. Общая тенденция тут – сделать и эту сферу привилегией членов партии, а с тем и повысить привилегированность тех, кто ей служит. Тогда контроль за судопроизводством не только упростился бы, но и практически совсем исчез: такой суд судил бы исключительно исходя из общей линии партии, то есть – "в духе социализма".
Только в коммунистическом государстве целый ряд (перечисленных и прочих) фракций закреплен за членами партии. Коммунистическая власть, хотя и классовая по содержанию, по форме – партийная власть, коммунистическая армия – партийная армия, государство – партийное государство. А если совсем точно, то коммунисты склонны считать государство и армию исключительно орудием собственной политики.
Исключительное, хотя и неписаное право членов партии быть полицейскими, офицерами в армии, дипломатами и так далее, то есть зарезервированное за ними одними право вершить реальную власть, не только породило слой избранных, особо привилегированных бюрократов, но и упростило властно-управленческую механику. Партийная фракция таким путем расширилась, охватив в той или иной мере всех, кто принадлежит к упомянутым службам. В результате эти последние фактически превратились в один из секторов партийной работы, а фракция – исчезла.
Поэтому в коммунистических системах и нет принципиального различия между упомянутыми службами и партийными организациями, что прежде всего касается партии и тайной полиции. Партия и полиция теснейшим образом переплетены в повседневной деятельности, разница между ними в конечном счете относится к разделению труда. Партия (и ее инстанции), когда-то бывшая организатором трудовых масс, со временем и сама превращается в аппарат.
Весь механизм власти сведен к следующему: политические структуры – это исключительная привилегия партийцев, во всех остальных органах и учреждениях коммунисты либо непосредственно хозяйничают, либо держат управление под своим надзором. Достаточно центру провести заседание или опубликовать статью, как мгновенно приводится в действие весь государственно-общественный механизм. А чуть где сбой, партия и полиция в кратчайшие сроки устраняют "неисправности".
2
Не будь компартия партией особого типа, подобный тип государственной власти также был бы неосуществим.
О чрезвычайном характере коммунистической партии уже говорилось. Но необходимо указать и еще на ряд специфических черт, крайне важных для понимания существа коммунистического государства.
Коммунистическая партия партией особого типа является не только потому, что она революционна, централизованна, по-армейски дисциплинированна, что стремится к определенным целям и т. д. Все перечисленное, конечно, входит в набор ее особенностей.
Но есть и другие партии с приблизительно теми же (возможно, не столь ярко выраженными и постоянными) особенностями.
Между тем лишь в коммунистической партии "идеологическое единство", тождественность мировоззрений и взглядов на пути продвижения общества обязательны для всех без исключения членов. Понятно, что данный императив в целом касается головных органов и высших инстанций партии. Другим, кто пониже, на деле только формально вменено в обязанность блюсти идейную монолитность: прямая их задача – выполнять решения. Но тенденция такова, что необходимо повышать и идейный уровень низов, то есть они тоже обязаны усваивать взгляды вождей.
При Ленине расхождения во взглядах все еще допускались. Ленин не считал, что члены партии обязаны исповедовать строго одинаковые воззрения, хотя уже именно он начал травить и изгонять из партийных рядов всякую точку зрения, не казавшуюся ему истинно "марксистской" или "партийной", то есть не укреплявшую партию в том виде, какой он ее задумывал. С различными внутрипартийными оппозиционными группами он разделался еще не по-сталински: не убийствами, а всего лишь заткнув им рот. И тем не менее пока власть находилась в его руках, были и дискуссии, и учет результатов голосования. Тотальная власть еще не наступила.
Для Сталина идейное единство, то есть обязательное философское и прочее, не говоря уж о политическом, единомыслие, было условием пребывания в партии. Это и есть непосредственный вклад Сталина в ленинское учение о партии. Примечательно, что тезис о непременной идеологической монолитности он сформулировал еще совсем молодым человеком. В сталинские времена единогласность стала законом для всех компартий, действующим, кстати, по сию пору.
Югославские лидеры как были, так и остались на тех же позициях, их по-прежнему придерживается советское "коллективное" руководство и верхние эшелоны остальных коммунистических партий. Такая настойчивость в сохранении идейного единства партии – это не только знак отсутствия сколь-либо весомых перемен, но и фактическое подтверждение того, что в теперешних "коллективных" руководствах свободная дискуссия или отсутствует вообще, или крайне ограничена.
Что означает и к чему ведет обязательное единство партии?
Его последствия грандиозны.
Прежде всего в любой партии, а особенно в коммунистической, власть сосредоточена в руках вождей и высших инстанций. Идейное единство как приказ (особенно в централизованной, по-армейски дисциплинированной коммунистической партии) неизбежно несет с собой владычество центра над умами рядовых партийцев. Если при Ленине единая для всех идеология создавалась в горниле схваток на верхних этажах партийной иерархии, а Сталин начал самостоятельно предписывать таковую, то сегодня послесталинское "коллективное" руководство удовлетворяется "малым": тем, что преграждает путь новым социальным идеям. Так марксизм стал теорией исключительно "в ведении" партийных бонз. Иного марксизма или же коммунизма сегодня нет, да и вряд ли может быть.
Социальные последствия идеологического единства трагичны: ленинская диктатура была суровой, но тоталитарной она сделалась только при Сталине. Прекращение всякой идейной борьбы в партии означало и полный паралич свободы в обществе, ибо единственно через партию могло проникать туда любое разнообразие. Нетерпимость к иным идеям и упрямое выпячивание мнимой исключительной научности марксизма положили начало идейному монополизму партийной верхушки – тому, что впоследствии стало ничем не ограниченным господством над обществом.