— Сам виноват, — сказал Логвинов.
— Не только, — возразила девушка. — Вот говорят, что старики похожи на детей. Это отчасти верно, но сравните отношение к детям и отношение к старикам. Пожилых людей уважают, а их любить надо, как детей…
Логвинов наклонил стакан. С донышка, оставляя неровный след на стекле, поползла капля сока.
— Почему Евгений Адольфович жил в сарае? — спросил он.
Таня оторвала взгляд от перевернутого стакана.
— Много лет назад, — сказала она, — у меня умерла бабушка. Меня, конечно, и на свете тогда не было. Дед остался один, с дочерью. Вырастил ее, а когда она пошла работать, бросил все и уехал. Мама вышла замуж, родилась я, потом в результате несчастного случая на шахте погиб мой отец, и мы переехали из Мурманска сюда. Вскоре к нам приехал дед. Помните, у Рембрандта — «Возвращение блудного сына»? Примерно такой представлял, по-моему, встречу дед: себя несчастным и обиженным судьбой, а маму всепрощающей и раскаивающейся. Он ошибся. Мама не только не чувствовала вины, а, наоборот, считала виноватым его.
— В чем?
— В том, что не помогал ей. Дед замкнулся и в виде протеста перешел жить в сарай, свел к минимуму общение с людьми и прежде всего с мамой. Сначала он думал, что этим изменит отношение к себе, вызовет угрызения совести, но мама тоже была упряма. Знаете, так обижаются дети: надуют губы, а сами искоса подсматривают, когда же на них обратят внимание и начнут уговаривать улыбнуться? Если взрослые вовремя поймут это — примирение наступает быстро; если же они заняты только собой, то остается травма. Так получилось и с дедом, тем более что он был большим эгоистом.
— Исчерпывающая характеристика.
— Он любил только себя и требовал любви от других. Между тем люди, в том числе и моя мама, проходили мимо и, занятые своими делами и заботами, не оказывали ему и сотой доли тех знаков внимания, которых он жаждал… Мы были излишне жестоки с ним, а он нуждался в снисхождении.
— Таня, вы работаете или учитесь?
— Учусь. Буду специалистом по дошкольному воспитанию.
— Деда вы изучили достаточно хорошо.
— Что вы! Я хочу быть объективной, а получается так, что наговорила на него много плохого.
— Надо было помочь им помириться.
— Я просила и маму, и его. Бесполезно. — Таня вздохнула.
— Как вы ладите с мамой? — осторожно спросил Логвинов. Девушка в упор посмотрела на него:
— Вы спрашиваете из любопытства?
— Нет, но можете не отвечать.
— Почему же? — Таня отвернулась, с преувеличенным интересом наблюдая, как за дальним столиком рождается мировой рекорд. — Я очень благодарна маме.
— Так говорят, когда больше сказать нечего, — заметил Логвинов.
— С некоторых пор я поняла, что у нее есть свои интересы, своя жизнь, в которую я не имею права, да и не хочу вмешиваться. В конце концов, она может построить новую семью…
Скаргин купил пачку сигарет в табачном киоске, но не распечатал ее, а положил в карман вместе со сдачей, которую ему аккуратно отсчитал Сагайдачный, и направился в мастерскую.
Фролов рассчитывался с очередным клиентом. Увидев входящего Скаргина, он обратился к женщине, которая ожидала своей очереди.
— Гражданочка, я вас очень прошу, подойдите через полчасика. Ко мне товарищ пришел по срочному делу.
Женщина зло посмотрела на Фролова, потом на Скаргина, но ничего не сказала и вышла, так хлопнув дверью, что в рамах зазвенели стекла.
— Я к вам, Геннадий Михайлович, для уточнения некоторых деталей. — Скаргин присел к столу.
— Меня еще в тот раз удивило, что вы не расспрашивали о подробностях, — агрессивно начал Фролов. — Хоть вы и говорили, что вас интересует только Прус, я сразу понял, какого рода сведения вам нужны. — Фролов перевел дух и закончил: — Вы такой же, как Соловьев.
— Чем же плох Соловьев? — поинтересовался Скаргин.
— Я не сказал, что он плох. Какое мне дело до его достоинств и недостатков? Но нравиться он мне тоже не должен. Следователь есть следователь. У вас свои задачи, и вы их должны решать. Может, как работник прокуратуры он идеален, выше всяких похвал, но я не ревизор, и не мне оценивать его достоинства. Я просто человек, попавший в беду…
Пока Фролов развивал свою мысль, Скаргин подумал о том, что Геннадий Михайлович склонен к пространным, демагогическим рассуждениям. Это было заметно еще в первый раз, сегодня же — бросалось в глаза.