Незадолго до отъезда из Новороссийска он был задержан группой граждан и доставлен в милицию в связи с тем, что заглядывал в окна домов. На первый раз Евгений Адольфович отделался предупреждением и был отпущен. Второй раз его задержали на рынке: он приставал к прохожим с предложением купить у него золотые часы. В третий раз он пришел в милицию сам с заявлением, что у него украли тысячу триста рублей.
Сотниченко в милиции сообщили, что поиски не дали результатов, а причиной назвали неясность обстоятельств, при которых деньги пропали. Евгений Адольфович сам не был уверен, что их украли. Он мог их и потерять, так как носил всю сумму в кармане плаща.
Кроме перечисленных мной неизвестных ранее сведений, есть целый ряд других, менее значительных. Например, о четырех копейках, которые Прус отказался дать внучке на троллейбус. Интересный факт? Очень. В свете этого факта выпуклее становится другой: Евгений Адольфович доверился совершенно чужому человеку — Фролову. Рассказал ему о крупном денежном вкладе, а ведь за язык никто его не тянул. Он ничем не рисковал, пока никто не был посвящен в его тайну. Наоборот, риск появился как раз потом. Мало того, старик предложил Фролову принять участие в спекулятивной сделке. Два года они встречались изо дня в день, и никаких совместных дел, никакой откровенности. Два года сплошной лжи: всеми брошен, средств нет, родственники погибли. Пруса устраивало, что Геннадий Михайлович практически не знает о нем ничего, кроме имени.
И вдруг (поневоле скажешь «вдруг») что-то меняется. Евгений Адольфович настолько покорен «неизвестными» доселе качествами Фролова — это после двухлетнего знакомства, — что рассказывает ему все о себе, о родственниках, о сберкнижках, а о самом Фролове после этого говорит в умилительном тоне посудомойкам, официанткам в столовых, куда ходит попрошайничать. Чем вызвана столь крутая перемена? Изменился Прус? Или изменился Фролов? Кто из них?
Кстати, по поводу столовых. Как установлено, Прус начал заниматься попрошайничеством задолго до того, как ушел на пенсию, то есть приблизительно восемь лет назад (представляю как расширились бы глаза у Елены Евгеньевны), Бывшие сослуживцы знали об этом, пытались пристыдить — ведь зарабатывал Прус немало. Тщетно, Евгений Адольфович молча выслушивал их, но продолжал «экономить» на желудке, на одежде, на жилье. Друзей у него не было, и, когда он оформил пенсию и выразил желание продолжать работать, мнение коллектива было единодушным — ему отказали. Так и сказали: «Мы не нужны вам, зачем в таком случае нам вы?»
Стараясь не разбудить дочь, я крадусь на кухню. Вода в чайнике закипела. Еле слышно дребезжит крышка, из-под нее вырываются струйки пара.
Весь день что-то беспокоит меня, и неприятно оттого, что не могу понять — что. Утром, в полусне, я знал, чего хочу, стоило проснуться — забыл. Может быть, пустой коробок с номером несуществующего телефона? Или бутылка из-под водки в квартире Обуховой? Нет, что-то другое.
Разбавляю заварку и осторожно несу горячую чашку к столу. Думаю о Тане Обуховой, о том, с каким увлечением описывал ее Логвинов, и, когда чай обжигает нёбо, вдруг вспоминаю то, что тщетно старался вспомнить в течение дня: надо поинтересоваться, кто был Танин отец, как и чем жили супруги Обуховы в Мурманске? Пустяк? Сдается мне, что пустяков в деле Пруса нет и не будет. Поживем — увидим.
Настольная лампа успела накалиться, появился запах перегретого металла. Я притрагиваюсь к колпаку и отдергиваю руку.
Оперативная запись
Скаргин: Зинаида Андреевна, вы заведуете центральной сберегательной кассой, через нее проходят тысячи посетителей за день. Тем не менее постарайтесь вспомнить одного из ваших клиентов.
Заведующая: Предупреждаю — это будет нелегко.
Скаргин: Фамилия его Прус, зовут Евгений Адольфович. В середине ноября прошлого года он получил в вашей сберкассе выигрыш по денежно-вещевой лотерее — девять тысяч рублей наличными.
Заведующая: У меня было предчувствие. С этим стариком должно было что-то случиться.
Скаргин: Вы помните Пруса?
Заведующая: Прекрасно помню. А что с ним произошло? Деньги потерял?
Скаргин: Не совсем.
Заведующая: Украли?
Скаргин: Вы угадали.
Заведующая: Хранить наличными такую сумму — большая глупость. Поймите, я говорю это не в целях рекламы. В его ли возрасте таскать девять тысяч в хозяйственной сумке?! Впрочем, старости свойственны всякого рода чудачества.