Интуиция? Почему бы и нет! Интуиция — это догадка, подсказанная опытом, это результат работы мозга. Не волнуют же меня, например, проделки соседей или «тайна», которую «пропивали втроем». Скорее всего, «тайна» — как раз тот обязательный элемент, который присущ сейчас деформированному сознанию Арбузовой. Другое дело — «третий». Нина Кузьминична настойчиво повторяла, что их было трое. «Третий» — мужского рода. А может быть, все-таки «она»? По какому принципу собиралась эта тройка? Что, если «тайна» окажется тем самым звеном, которого нам так не хватает?
Оперативная запись
Вопрос: Архив погиб во время войны. Может быть, вы поможете?
Ответ: Да, я работал в то время в отделе внутренних дел. Припоминаю это дело, но в общих чертах. В тридцать девятом году в отделение Госбанка обратился некий Прус с просьбой обменять ему то ли двадцать, то ли двадцать пять тысяч рублей, которые сгнили у него в земле.
Вопрос: При каких обстоятельствах?
Ответ: Он положил их в пакет, завернул в тряпку и закопал в землю под окнами своего дома. Через пять лет выкопал, а деньги вместе с тряпкой сгнили.
Вопрос: Банк обменял ему деньги?
Ответ: Мы тщательно осмотрели все, что осталось от свертка, и обнаружили только несколько купюр, пригодных к обмену. Остальное превратилось в труху.
Вопрос: Сколько денег обменялось?
Ответ: Несколько сот рублей.
Вопрос: Как это воспринял Прус?
Ответ: Для него это был удар! Когда ему сообщили, что могут выдать только три или четыре сотни, он, помню, потерял сознание. Самым натуральным образом. А после, придя в себя, потребовал вернуть ему остатки — ошметки ассигнаций. Завернул в бумагу и унес. Мы еще шутили: снова закопает.
Вопрос: Вы не интересовались, откуда у него деньги?
Ответ: Хорошо помню, что его допрашивали, а затем проверяли показания. Он имел какое-то отношение к музыке… Знаете, его показания, подтвердились. Мы не нашли никаких противозаконных операций или действий со стороны Пруса.
Вопрос: Больше ничего не вспомните?
Ответ: Кажется, потом в газете об этом писали.
Отрывок из статьи. Газета «Вперед» от 14 июня 1939 года
…А вот другой поучительный случай. Сумму сбережений мы называть не будем, скажем лишь, что она была значительной.
Итак, плоды своих долгих трудов житель нашего города Прус Е. А. закопал в землю. И что же? Через пять лет деньги превратились в труху.
Не правда ли — поучительный пример!
Граждане!
Приобретайте облигации Государственного займа! Подписываясь на заем, вы вносите вклад в индустриальное строительство страны.
Вопрос: Что вы можете сказать о Евгении Адольфовиче Прусе?
Ответ: В тысяча девятьсот двадцатом году Евгения привел ко мне какой-то знакомый. Он был моим ровесником, но я к тому времени имел высокую квалификацию настройщика музыкальных инструментов, а он ничего не мог. Евгений рассказал, что его отец, поставщик бумаги и совладелец крупной типографии, сбежал в Крым, а потом и вовсе из России, оставив его с матерью на произвол судьбы, без средств к существованию. Сам Прус плохо видел, но слух у него был отличный и сообразительности не отнять. Я взял его учеником. Через полгода он начал работать самостоятельно. Ну и… воровать, конечно.
Вопрос: Воровать?
Ответ: Известное дело. Время было неустойчивое, люди неспокойные. Начинал поднимать голову частник. Соблазн, конечно, большой. Каждый норовил открыть собственное дело, сорвать куш. Вот Прус и не выдержал, стал скрывать часть выручки, а потом совсем отошел от мастерской и открыл свою, частную. Тогда в банке охотно давали ссуды под такие предприятия… У кого тогда музыкальные инструменты были? У заводчиков, нэпманов, одним словом; а нэпман музыкой не очень-то увлекался и на нее зря денег не тратил. У него рояль вместо мебели стоял, как шифоньер или буфет. Мастерская у Пруса не окупалась. А тут налог выплачивать, ссуду погашать. Занесет, бывало, солдат гармошку починить, да с него какая корысть? Или в ресторан позовут — пианино расстроилось. Накормят, напоят, а денег — извини, подвинься… Прослышал я, что Прус стал краденое скупать. Похоже было — правда. Деньгами он никогда особо не сорил, но дом купил. Крепкий, каменный. Значит, завелись деньжата — недвижимость тогда очень дорого стоила… В двадцать четвертом взяли его. Полгода не было видно, потом вернулся — отпустили. Пришел ко мне деньги занимать. У меня — хоть шаром покати, ничего за душой не было. Да ему, похоже, не деньги нужны были, а тихое местечко — переждать, отсидеться. Дом его конфисковали, а золотишко, судя по всему, осталось. Пожил он у меня с месяц и исчез, не попрощавшись.