— Нет, — сказал Синельник. — А впрочем… Через день-два после съемки я его видел. Совершенно случайно, в парке. Он сидел на скамейке и разговаривал с Максимовым. Максимов работает на нашей киностудии, кажется, в архиве. О чем они могли говорить — не представляю. Все хотел спросить об этом Максимова, да как-то забывал.
Оперативная запись
Скаргин: Скажите, Иван Иванович, какой электробритвой вы пользуетесь?
Тутов: «Филипсом» бреюсь. А что?
Скаргин: Хорошая электробритва?
Тутов: Отличная вещь. Когда покупал, думал, дорого плачу, а вот уже пять лет пользуюсь, и ни единой поломки. Хотя нет, вру. Была одна, но пустяковая.
Скаргин: Когда и при каких обстоятельствах вы сдали ее в ремонт?
Тутов: Как вам сказать! Никаких таких обстоятельств не было. Погода, помнится, была мерзопакостная…
Скаргин: Про погоду можно опустить.
Тутов: Знакомых никого не встречал.
Скаргин: Время приблизительно помните?
Тутов: Вероятно, я пришел туда в обеденный перерыв. В рабочее время не мог, а после работы, помню, не ходил.
Скаргин: Почему вы обратились именно в ту мастерскую? Напротив вашего института есть комбинат бытового обслуживания — там тоже ремонтируются бритвы.
Тутов: Кто-то рекомендовал мне Фролова — так, кажется, его фамилия — как большого специалиста по сложным электробритвам. Между нами говоря, я боялся, как бы не испортили — вещь все-таки импортная, дорогая.
Скаргин: Кто же вам его рекомендовал?
Тутов: Разве вспомнишь?! Слышал где-то. Может, случайно. В троллейбусе или от сослуживцев.
Скаргин: Когда вы отдавали бритву, в мастерской, кроме вас и Фролова, был кто-нибудь?
Тутов: Не обратил внимания. Хотя, постойте. Старик сидел… Да, сидел. Сумрачный такой старичок.
Скаргин: Сумрачный?
Тутов: Да. Не знаю, правда, почему он не в настроении был.
Скаргин: Раньше этого старика видели?
Тутов: Нет, где же?
Скаргин: В вашем присутствии он разговаривал с Фроловым?
Тутов: У меня была более скромная задача — отнести в ремонт бритву. Я просто не обратил внимания.
Скаргин: Остался один-единственный вопрос. Вы не видели случайно ключ — он висел у входной двери?
Тутов: Ни случайно, ни каким другим образом не видел.
Логвинов: Я из мастерской. В январе вы принесли к нам электробритву «Харьков» и до сих пор не забрали.
Желткова: Ох, сынок, хорошо, что пришел. Я своему Федьке, да и невестке тоже, все уши прожужжала, а они мне квитанцию не дают. Как же мне быть, как забрать бритву эту окаянную, если квитанции на руках нет? Небось, не отдадите?
Логвинов: Почему же они не хотят забрать свою бритву?
Желткова: Вот и я толкую сыну: дай квитанцию. А они с невесткой мне говорят, что ремонт дороже обойдется, чем бритва стоит. Оно и правда, сынок, «Харьков» недорого стоит, а за ремонт, не обижайся, содрать могут рубля три, если не больше.
Логвинов: Зачем же тогда отдавали?
Желткова: В том-то и фокус, что не отдавали. Я сама ее отдала, хотела сынку приятное сделать. А он, Федя мой, узнал и отчитывать начал. Это родную-то мать отчитывать, паршивец. «Зачем отдала, да кто просил?» Я что ж, сама не вижу, что плохо работает?!
Логвинов: Но раз отдали…
Желткова: Он на следующий день новую себе купил, а квитанцию то ли спрятал, то ли выбросил. Что делать — ума не приложу. Ты б посоветовал что, а, сынок?
Логвинов: Да, нехорошо получилось.
Желткова: А что, оштрафуют теперь нас, да? Или пеня на такой случай полагается? Ты уж, сынок, не расстраивай старуху. Продай эту бритву что ли, или выброси, а?
Логвинов: Хорошо, бабушка, что-нибудь придумаем.
Стеклянная стена кафе, завешенная полупрозрачной занавеской, щедро пропускала дневной свет. У прилавка стояло несколько круглых стоек, за которыми можно было наскоро поесть, остальную часть помещения занимали столы, покрытые свежими скатертями. Здесь обедали более основательно.
Скаргин увидел Обухову за одной из стоек. Она доедала бутерброд, запивая его дымящимся кофе из маленькой чашечки.
Заметив Скаргина, Елена Евгеньевна поманила его пальцем. Он заказал себе бутерброд с ветчиной, кусок пирога и кофе.