Пока «Ризолв» впитывался, вернулся бейсбол. За «Скатов» все еще подавал Хелликсон, и подавал здорово. Конечно, не так здорово, как Хернанадес, и в любой другой вечер Эверс бы мысленно подбадривал его. Но не сегодня. Сегодня он сидел на пятках у основания кресла и пялился на трибуны за «домом», а промеж его худых колен чернело пятно, которое он пытался счистить.
Уилер сидел все там же, держа пиво в одной руке и сотовый телефон в другой. Один только вид сотового привел Эверса в ярость. Не потому, что мобильники следовало запретить на стадионах наряду с курением, но потому, что Уилер умер от сердечного приступа задолго до того, как они вошли в широкое употребление. Да он просто права на него не имеет!
— Ни-ичего себе ударчик! — заорал Дуэйн Стаатс. — Джастин Смоук приложился по по-олной!
Камера проследовала за мячом до почти пустых трибун и задержалась на двух дерущихся за него мальчуганов. Один таки вышел победителем и помахал мячом в камеру. Бедрами он при этом вилял жутко неприлично.
— Да иди ты на хер! — закричал Эверс. — В ящике ты, в ящике, ну и что с того?
Эверс редко пользовался такими выражениями, но разве не так он ответил своему партнеру на его планы о расширении? Так. И не просто «иди ты на хер», а «иди ты на хер, Ленни».
— И ты это заслужил. — Эверс с ужасом почувствовал, что сейчас заплачет. — Ты все никак не желал снять ногу с моей шеи, Леонард. Так что выбора у меня не было.
Наконец, камера вернулась на поле, к Смоуку. Тот трусцой обегал базы, указывая пальцем на небо (то есть, купол). Пара дюжин болельщиков, соизволивших прийти на стадион, вяло ему аплодировали.
Биту взял Кайл Сигер. В третьем ряду позади него место, на котором до этого сидел Уилер, опустело.
«То был не Уилер, — думал Эверс в попытках счистить пятно (соус для барбекю сходить категорически отказывался). — Просто кто-то похожий на него».
С Молодым доктором Янгом самовнушение не помогло, не помогло оно и теперь.
Решив пойти спать пораньше, Эверс выключил телевизор.
Бесполезно: ни в десять вечера, ни в полночь сон не пришел. В два часа он принял таблетку эмбиена, надеясь, что тот его не убьет (срок годности уже восемнадцать месяцев как истек). Не убил, но и заснуть тоже не помог. Эверс принял еще полтаблетки и лег в кровать, размышляя о табличке, которая когда-то висела в его офисе. Гласила она: «ДАЙТЕ МНЕ ТОЧКУ ОПОРЫ ДА РЫЧАГ ПОДЛИНЕЕ, И Я ПЕРЕВЕРНУ МИР». Скромнее, конечно, чем у Уилера, но, возможно, практичнее.
Когда Уилер отказался расторгнуть договор о сотрудничестве, который Эверс когда-то подписал по молодости своей и неопытности, Эверсу понадобился такой вот рычаг, чтобы повлиять на партнера. И так получилось, что рычаг у него оказался. Леонард Уилер изредка увлекался мальчиками. Нет, не совсем уж мальчиками, а такими, которые уже закончили школу. Марта, личная помощница Уилера, поведала Эверсу об этом одной пропитанной ромом ночью после какой-то конференции в Денвере. По словам Марты, особую слабость Уилер питал к мальчикам-спасателям. Потом, на трезвую уже голову и в приступе раскаяния, она умоляла его не говорить никому ни слова. Уилер — прекрасный начальник, говорила она, строгий, но хороший, а жена у него просто золото. И сын с дочкой у него чудесные.
Эверс держал язык за зубами, даже Элли ничего не сказал. Если бы Элли узнала, что он воспользуется такой неприличной информацией для расторжения партнерства, она бы просто ужаснулась. «Нельзя же опускаться до такого», в полной уверенности сказала бы она. Эл считала, что она понимает переплет, в который попал Эверс, но она ошибалась. И, что самое важное, она не понимала, что это их общий переплет, что пострадает не только Эверс, но и она с маленьким Патриком. Если «Спиди» выйдет на федеральный уровень, тамошние монстры сожрут ее за год. Максимум за два. Эверс в этом не сомневался, и мог подкрепить свои опасения цифрами. Получается, что все их труды пойдут насмарку, утонув в море амбиций Ленни Уилера. Нельзя этого допустить.
Начал он не с «иди ты на хер, Ленни». Сначала он испытал рациональный подход, подкрепляя свое мнение новейшими выкладками. Их доля новоанглийского рынка обуславливалась тем, что они предоставляли аренду «в один конец» и по таким часовым тарифам, с какими большие парни тягаться просто не могли. Покрываемая ими территория была такой компактной, что они всегда могли перераспределить парк грузовиков максимум за три часа, в отличие от больших парней, которым приходилось взимать надбавку. Первого сентября, когда студенты возвращались с каникул, в Бостоне правила балом «Спиди». Размажь они свой парк тонким слоем по «нижним» сорока восьми штатам, и у них появятся те же проблемы, что и у «Ю-Хол» с «Пенске» с их громоздкими моделями ведения бизнеса, которых «Спиди» до сих пор сторонилась как огня и с которыми так успешно конкурировала. С чего бы им подражать остальным, если они разрывали этих самых остальных в пух и прах? Если Уилер не заметил, по «Пенске», как и по «Трифти», уже плакала одиннадцатая глава кодекса о банкротстве.