Сормин сплюнул и переложил винтовку на другое плечо…
В эту минуту впереди замелькали белые огоньки фонарей…
— Стой… — протяжно передавали откуда-то справа…
Люди остановились…
— Что за оказия!? — спросил вполголоса, как-бы сам себя Сормин, и тотчас же ответил тоже сам себе:
— Должно та самая река и есть… переправы ищут…
Он присел на кочку, достал обрывок газеты, скрутил цыгарку и, осторожно чиркнув в рукаве спичку, закурил.
Лицо его, изредка освещаемое вспышками, тщательно скрываемой цыгарки, было также равнодушно и безмятежно, как всегда.
Не было заметно ни усталости, ни желанья уснуть, наконец, просто лечь отдохнуть!..
Между тем, впереди и справа суетились и хлопотали на топком берегу узенькой, но вязкой речки.
Она протекала на опушке леса и густые кусты спускались прямо в воду.
А вода казалась черной и бездонно глубокой, — она двигалась медленно, одной неподвижной, темной и гладкой массой…
На берегу копошились люди.
Мост был сожжен…
Из темной глади холодной воды торчали короткие, обгорелые обрубки спаленных свай, кое-где между ними еще держались куски дерева почерневшие и обуглившиеся…
У самой воды шевелились фигуры людей, как муравьи со всех сторон таскали что-то и, кто был здесь солдат, кто офицер, разобрать было невозможно… Все делали одно важное дело, все знали, кому что следовало исполнить и в суете этих темных силуэтов не было ничего сумбурного или беспорядочного…
Сормин уже давно докурил свою цыгарку и мы с ним тоже приблизились к берегу.
— Топкая она, ваше б-дие… — задумчиво произнес он… — а то нешто с ней стали возиться да мосты строить… перейтить бы ее в брод и все тут, а то нет… увязнешь…
Гулко стучали в ночном мраке топоры, громадные деревья, шурша ветвями, со стоном падали на землю, и солдаты, быстро отрубив сучья, волокли их к воде…
Надо было спешить, так как рассвет близился …
Небо уже стало светлеть, из мрака выступили темные стволы дерев, воздух стал как будто еще холоднее и сырее.
Начало моста около этого берега уже кое-как наладили, положив срубленные деревья на оставшиеся обрубки свай, и закрепив их, на этой утлой деревянной настилке копошилось человек пятнадцать солдат и между ними Сормин, покинувший меня, чтобы лично принять участие в кипевшей работе…
Я видел, при робком свете едва забрезжившего востока, его коренастую фигуру, мелькавшую здесь и там, слышал его голос, дававший советы и поощрявший работающих, и я совсем не заметил, как из этой каши людей, копошившихся над водой, отделился один и без крика, без стона упал в темное ее зеркало…
Я услышал только возгласы солдат и, оглянувшись, увидел широкие круги, расходившиеся на реке… Кто-то упал, было ясно…
Топкая, хотя и не глубокая, река мигом поглотила упавшего и только пошли пузыри, да взбаламутилась поверхность, холодная и спокойная.
И не прошло одной минуты после паденья человека, как все стоявшие на берегу увидели какого-то солдата, осторожно сползавшего к воде по свае без шинели и сапог, очевидно успевшего подготовиться и обдумать свой поступок.
Вглядываясь в фигуру спускавшегося солдата, я узнал Сормина, веселого рыжего Сормина, только что толковавшего о топкости реки…
— Кто упал, кто упал?.. — между тем спрашивали друг друга стоявшие на берегу.
— Его бл-дие полуротный шестой роты… посклизнулись, верно.
— А это кто лезет… — взволнованно спрашивал батальонный.
— Это ефрейтор Сормин, ваше в-дие, так что он хороший малец… Ваше в-дие…
— Да, ведь, тут топко, тут страшно топко… поручик все равно уже погиб… назад Сормин, назад… — кричал полковник, махая Сормину рукой…
— Так что он от топкости свой манер знает… — попробовал заметить солдатик, но его никто не слушал…
— Назад, назад… — кричали все.
Сормин уже был в воде; наклонившись и увязнув уже по пояс в тине, он делал неимоверные усилия, чтобы вытащить что-то одной рукой, держась другой за сваю…
Из-под воды внезапно показалась голова поручика, вся покрытая тиной, с мертвенно-бледным лицом…
— Держите его, держите, братцы, — кричал Сормин, и десятки солдатских рук протянулись, готовые вытащить из трясины офицера…
— Вот молодец, ай-да молодец Сормин! — восхищались вокруг…
— Осторожнее, осторожнее! — раздавались крики невольных зрителей…
Но Сормин делал свое дело; поручик уже до пояса показался из воды, но чем больше высовывался он из трясины, тем глубже уходил в нее Сормин…
Наконец, его рука соскользнула, и, оставив поручика, подхваченного солдатами, ефрейтор Сормин, обессилев, исчез в темной, густой воде илистой реки…