Сколько ни убеждал ее поручик, сколько ни просил, молодая еврейка оставалась непреклонной — от ее застенчивости не осталось и следа…
Поручик остался спать внутри избы, а молодая женщина с мальчиком ушли в сарай, расположенный стена к стене с домом…
Лежа в постели после ужасов и усталости дня, не чувствуя успокоившейся раны, поручик до последней минуты сознания думал о прелестной еврейке и о ее незабвенных, огромных и глубоких как океан, глазах…
Утром М. проснулся от внезапного страшного грохота…
Точно мгновенно обрушился потолок и задрожала земля.
Поручик сразу не понял ничего… Он сел на постели и увидел только сноп пламени и густой дым, валивший в окно…
Подпрапорщик кричал ему в дверь:
— Ваше б-дие, выходите! Горим!.. Скорее…
Он выбежал на улицу и увидел на месте сарая, расположенного рядом с домом, один сплошной костер.
Бризантный снаряд, выпущенный австрийцами с вновь занятой позиции, попал прямо в сарай, спалил его и превратил в груду костей и обрывков мяса прекрасную еврейку и ее ребенка.
Эту историю мне рассказал поручик М. уже в госпитале, где он лечился от осложнившейся раны в руку…
Всенощная
В рождественский сочельник полковой священник, отец Алексей, немолодой уже, крупный человек, с окладистой русой бородой и строгими глазами, глядевшими сквозь желтые стекла очков, будто из другого, далекого мира, служил всенощную в уцелевшей церкви разгромленного и сожженного неприятелем села.
Вечер был морозный и снежный. В низенькой, сумрачной церкви было не темнее, чем в поле.
В перебитые окна залетали мягкие, белые хлопья и бесшумно ложились на обнаженные головы и на плечи молящихся, и порывы ветра колебали алые сердечки огней немногих зажженных перед иконами свечей.
Белый пар от дыханья клубился легкими облаками, но настроение у всех было торжественное и умиленно-праздничное.
Истово крестились солдатики широким, крестьянским крестом, кланялись, касаясь лбом обледеневшего влажного пола и каждый вспоминал своих близких, родных и любимых, всех, с кем привык встречать мирный и радостный праздник.
Тихо шевелились губы, но неизвестно, что шептали они, слова ли молитвы, или дорогие имена, глаза прямо и неподвижно смотрели на темные в сумраке образа, но кто знает, не искали ли они в строгих чертах святых ликов сходства с тем, к кому рвалось сердце.
Батюшка служил неторопливо, внимательно и вдумчиво, и привычные, с детства знакомые слова прониклись новым, более глубоким и прекрасным смыслом.
— Слава те, Господи, в храме Божьем честь честью праздник встречаем, — радовались солдаты забывая на час тревоги, опасности и ужасы войны.
Всенощная приближалась к концу, когда случилось то неожиданное, нелепое и страшное, чего люди не могли даже сознать в первую минуту.
Снаружи раздался какой-то, сперва отдаленный, но быстро приближавшийся свист и вой, затем звук, похожий на громовой удар, с купола над алтарем посыпались обломки, щепы досок, целые облака пыли, наполнили священное место.
В первое мгновение все оцепенели.
Первым опомнился полковой командир. С криком — «батюшка, отец Алексей» — он бросился к алтарю, за ним с смутным гулом ужаса и смятения, тесня и толкая друг друга, ринулись вперед все, находившиеся в церкви.
— Храма Божия не щадят, нехристи, прости Господи, — батюшку убили, нечестивые, — в святой то вечер, — вырывались отдельные восклицания.
И вдруг, покрывая другие голоса, раздался спокойный и важный голос человека, только что избежавшего смертельной опасности.
— Не ропщите, братья, и успокойтесь. Возблагодарим Бога за наше спасение и будем продолжать молиться.
В раскрытых царских вратах стоял невредимый отец Алексей, за его спиной все было разбито, разворочено и разрушено.
Шелест облегченного вздоха пронесся по храму; руки, как одна, поднялись для крестного знамения, и все головы склонились дружным и мягким движением, каким клонятся тяжелые колосья созревшего хлеба под ласковым дуновением летнего ветерка.
— Миром Господу помолимся, — возгласил священник, продолжая служение, а с высоты, сквозь разбитую влетевшим снарядом крышу сверкало искрами бесчисленных звезд прекрасное, рождественское небо.
Артиллерия на позицию…
Где-то за горой, там, где к небу тянулись черные столбы дыма и гремели отдаленные залпы, шел бой… Оттуда шли вереницей раненые, несли на носилках закрытых с головой людей, и по белому полотну стекали вниз и капали на траву темные капли густой крови.