– Я с детства занималась музыкой и должна была бы знать, что вы имеете в виду, Эллери. Но я не знаю.
– А что означают эти четыре латинские буквы в музыке, Роберта?
– Это слово?
– Да нет же, опять вы смотрите на них как на проклятое «слово»! Не слово, Роберта, – буквы! В музыке!
– Ах, вы имели в виду, что этими буквами в музыке «отмечают» ноты?
– Да что же еще?! Конечно, ноты! А какие именно ноты?
– Какие?
– Ну, где они расположены на нотоносце[23]?..
– Если бы мне дали листочек нотной бумаги…
– Мистер Уессер, вы позволите? – Эллери схватил со стола адвоката листок простой желтоватой бумаги, ручку и что-то быстро нацарапал. Когда он протянул листок Роберте, то все увидели пять нотных линеек.
– Вот нотоносец, в скрипичном ключе отметьте нам ноты F, A, C и E [24].
Роберта взяла ручку, листок и после небольшого раздумья нарисовала ноты.
– А теперь отметьте каждую ноту буквой. Она выполнила его просьбу.
– Теперь смотрите.
Эллери продемонстрировал листок присутствующим. Вот что они увидели:
– Значит – ноты, – сказал инспектор Куин. – Насколько я понимаю, мисс Вест правильно разместила их и отметила буквами, иначе бы ты, сынок, не скалил зубы с таким довольным видом. Но что из этого следует, а?
– Нотоносец состоит из пяти линеек – строк, и четырех промежутков между ними. Где Роберта разместила ноты? На линейках-строчках или между ними?
– Между.
– То есть в промежутках, МЕЖДУ СТРОК. Эллери умолк с торжествующим видом.
– Ох, Эллери, где нам до тебя! – фыркнул его отец, – Я и понятия не имею, куда ты гнешь. Моих куриных мозгов явно недостаточно…
– Стойте! – воскликнул Харри Берк и вцепился в ручку кресла.
– Она хотела сказать, чтобы мы СМОТРЕЛИ МЕЖДУ СТРОК.
– Совершенно верно! Выдайте джентльмену сигару! – распорядился Эллери.
– Да, именно в этом и заключалось короткое послание Джи-Джи, имевшей слабость как к музыке, так и к головоломкам:
– Смотрите между строк.
Снова наступила пауза.
– Каких строк? – дико озираясь, спросил инспектор, – Где?
– Вот в чем, конечно, вопрос!
– В ее дневниках?
– Логично, папа. Но неразумно. Вспомни, как плотно исписаны страницы ее дневников. Едва ли можно найти где-нибудь пробелы между строками. Чтобы втиснуть туда что-нибудь, она должна была бы обладать талантом умельца, который умудрился написать Иисусову Молитву на булавочной головке.
– Тогда где же? В одной из книг?
– Вряд ли. Их у нее сотни.
– Если принять во внимание сказанное вами, Эллери, – задумчиво начал Берк, – то становится ясно, что имеется в виду текст не рукописный. И в то же время не типографский. ЭТО должно быть нечто, написанное механическим способом, где пробелы между строками достаточно велики и регулярны…
– Вы попали в точку, Харри! Берк просиял.
– Это машинопись! Она печатала на машинке?
– Вовсе необязательно, чтобы печатала именно ОНА.
– Ее завещание, – тихо произнес Уессер. – Господи Боже мой, ее завещание! Эллери кивнул:
– И я тоже пришел к такому же выводу. Вот почему я предложил собраться именно у вас, мистер Уессер. Когда вы зачитывали завещание, то упомянули, что оригинал уже в суде, а вы держите в руках копию. Я узнал в ней ту самую копию, найденную нами в тайнике Глори: ее собственный экземпляр. Она все еще у вас?
– Конечно!
– Я хотел бы взглянуть на нее.
Пока они ждали, когда секретарша Уессера найдет бумагу в архиве, Эллери заметил:
– Есть еще один факт, подтверждающий наши подозрения, что в завещании скрыто тайное послание Глори.., тот самый длиннющий список благотворительных организаций. Я сразу обратил внимание на странность такого подробного их перечисления. Зачем ей могло понадобиться создавать лишние сложности и возиться с каждой крохотной суммой в отдельности? Проще было выделить общую сумму, чтобы затем поверенный сам разделил ее между организациями. Перечисление же их по отдельности могло преследовать только одну цель: сделать завещание как можно длиннее, чтобы хватило места для тайного послания.
– А, вот и оно, благодарю вас, – кивнул Эллери секретарше, подавшей ему документ. – Минуточку! Кажется, я видел электрический тостер в соседней комнате?
– Да, сэр. Мистер Уессер часто завтракает в офисе.
– Я хотел бы воспользоваться им.
Девушка принесла тостер, и Эллери включил шнур в розетку позади стола адвоката. Затем поставил тостер на стол и нажал кнопку. Тостер заработал.
– Все лучше, чем с зажигалкой возиться, – радостно потер руки Эллери. – Ну-ка, посмотрим, не подкачало ли мое серое вещество! – Он поместил первый лист копии завещания над раскалившимся докрасна тостером, слегка поводя им из стороны в сторону. Все столпились вокруг него и склонились к бумаге.
– Появляется! – закричала Роберта. На пробелах между строчками начали вырисовываться знакомые бисерные буквы почерка Глори.
– Черт возьми! – воскликнул Берк.
– Ну, черт – не черт, – плотоядно хмыкнул инспектор Куин, – а уж мы наверняка теперь кого-нибудь сцапаем!
Послание оказалось очень длинным, как и предполагал Эллери, написанным мельчайшим почерком. Оно занимало все страницы завещания вплоть до половины последней.
– Папа, читай.
Эллери удобно устроился в кресле.
– «Я пищу эти строки, – громко начал инспектор, – потому что данное завещание в скором времени может вступить в силу. Я собиралась уехать на Биллу в Ньютаун, чтобы на некоторое время сменить обстановку. Я попросила Карлоса отвезти меня туда на машине, но он отказался, ссылаясь на плохое самочувствие с утра. Мне пришлось нянчиться с его мигренью до тех пор, пока он наконец не заявил, что ему немного полегчало. Поэтому выехать я смогла одна и только под вечер. (Я собралась было совсем отложить поездку, но Карлос настоял на отъезде.) Когда я добралась до виллы, то обнаружила, что электричество еще не включено, хотя я уже несколько дней назад дала указание Джин известить электрокомпанию о возобновлении обслуживания. (Позже я выяснила, что она просто-напросто позабыла о моем распоряжении, что было совсем на нее непохоже.) Можно было бы, конечно, обойтись свечами, но в доме было сыро и холодно – отопление тоже работало на электричестве. Я предпочла не рисковать (певцы, видимо, никогда не избавятся от вечной боязни схватить простуд) и вернулась в город.