— Ничего, родит… Теперь вот помещицкая. Кому перепало. Оно теперь в деревне глаз да руки нужны. Земля — она человеком крутит. Поработать на себя охота. А теперь, глядишь, на мобилизацию не пойдешь — грозят землю, котору нарезали, опять узять. А весной только чудаки останутся.
— Беляков земля не держит. Они и весной пойдут, — заметил красногвардеец.
— А у нас есть чем их встретить. Припасли с фронту.
— Ага. Это есть, — кивнул Федоров.
— А ежели он с армией пойдет? — упорствовал рабочий.
— А игде он солдат наберет?
— А охвицеры? А казаки?.. А из вашего брата, который подурней, а то кулак-торговец?..
— М-дда, — размышлял Игнат, — надо до весны ему крышку исделать.
— Это верно, — обрадовался рабочий. — Кончать. А потом за землю.
Когда довольный, разгоряченный чаем часовой ушел на свое место в коридор, сосед Коротковых, худощавый, с колючими маленькими глазами и рыжей бородкой, обернулся и спросил Короткова:
— Так вы, товарищ, порешили до весны?
Коротков осторожно заметил:
— Сколько и ты, товарищ, — день в день.
— Ну, тогда, может быть, и раньше, — загадочно улыбаясь, сказал сосед.
— А тебе что, начальство сказало?
— Какое начальство? — стал расчесывать кудлатую голову рыжий. — Кто теперь начальство? Сегодня одни, завтра другие.
— Скоро год как комиссары…
— А я был на Украине, так там уже кого не было. И петлюровцы, и немцы, и большевики, и атаманы…
— А ты сам с Украины?
— Я и с Украины и не с Украины…
— А теперь ты с откуда? — спросил Федоров.
— Я, собственно, из Витебска… Я вижу только, что народ воевать не хочет.
Деревенские вслух ничего не сказали.
Тяжеловесный великан, лежавший к ним спиной, Макарий Пеночкин, повернулся и лениво обронил:
— А ты б устроил, чтоб войны не было, мы бы тебе на табак собрали…
— Ну, поживем — увидим, — решил рыжебородый и пошел по казарме. Он подсаживался к разным группам, смеялся, шутил, разговаривал. Переходил к другим.
Вечером приехал верхом Порослев. Он забрался на зарядный ящик и говорил с мобилизованными. Это не был митинг. Это был допрос с пристрастием. Но комиссар и не думал отделываться от вопросов. Его спрашивали, и он отвечал. Он, казалось, ничем не отличался в этой толпе от красноармейцев. Шинелька его была не менее заслужена. Козырек на фуражке сломан. На худом лице вокруг больших воспаленных глаз прочно улеглись синие круги. Когда ему задавали злой и трудный вопрос, он сперва молча глядел прямо в лицо спрашивающему, как бы проверяя его искренность, а потом тихо и просто отвечал.
Из задних рядов кричали:
— Громче!
Громче говорить Порослев не мог. У него было одно легкое. Он говорил так же тихо, но поверх толпы, и тогда было слышно.
Его расспрашивали, с кем предвидится война, за что будут воевать, что в Германии и Англии, каков будет паек и есть ли артиллерийские кони, будут ли теперь снаряды и получат ли паек жены, далеко ли от Петрограда и Москвы белый и где Ленин.
Он рассказывал обо всем, как сам понимал. Солдат с 1912 года, в окопах наживший чахотку. Это почувствовали и поняли, и вопросы задавали, уже не петушась, и если кто выскакивал, его одергивали соседи, слушали и спрашивали, спрашивали и слушали.
Во дворе темнело, и Порослев чаще и чаще вынимал большой несвежий платок и прикладывал его к губам.
Вечером улица перед казарменным двором зацвела прогулкой тысячи людей. Подходили городские. Лущили, прислонясь к заборам, привезенные из деревни семечки, беседовали шепотом, выкрикивали под гармонь частушки.
К рыжему Малкину подошел высокий парень с широким и вялым лицом и тронул его за локоть. Малкин сейчас же пошел за угол, на большую улицу.
Когда кругом никого не было, подошел Исаак Павлович Изаксон. У него был многозначительно отсутствующий, начальствующий вид. Он спросил Малкина:
— Мартьянова видели?
— Издали. Он в другой батарее.
— Как вообще?
— Кажется, все хорошо… но сейчас еще рано говорить.
Надо быстро раскачать массу. Удар будет нанесен одновременно в десяти местах. Нас крепко поддержат. Артиллерийские казармы поручаются вам. Связь со мной и Петровской будет поддерживать Вера Козловская. Со штабными — связистка Валерия. С посольствами свяжусь сам. Снаряды в дивизионе есть?
— Вы хотите такие вещи в первый день? Это же бросится в глаза.
— Время тоже следует экономить.
В небольшом, утонувшем в осенней слякоти скверике, на углу Греческого, навстречу им поднялся грузный, с растрепанной шевелюрой и непомерно большими, мягкими руками человек.