Дом строен при Николае I, основательно и громоздко. Окна четвертого этажа черны. В рассеянном свете ночи они кажутся нарисованными углем на желтом фасаде, как на декорации.
У начальника патруля, котельщика Пивоварова, на боку маузер. У Алексея и двоих красногвардейцев — винтовки.
— Сколько выходов из квартиры, товарищ?
Дворник жмется, кутается в волчью клочковатую шубу. Весть об обыске прогнала сон. Заменила тепло, накопленное в долгой неподвижности, мелкой дрожью, ознобом.
— Черный ход на пятую лестницу…
— Зря не взяли больше народу, — говорит рыжеусый красногвардеец.
— Пулемета еще не хватает. А то разве гаубицу поставить?
Алексей не пожелал скрыть свое презрение к такой осторожности. Не первая ночь, не первый обыск. Он берется один ходить на офицерские берлоги. Злости у них много в глазах, а руки трясутся… Страх за жизнь перешибает страх за добро.
— Обойдемся, — спокойно говорит Пивоваров. — Ну, веди, товарищ. Сперва нас двоих на парадную, потом вот их на черный ход.
Сведения о квартире № 36 говорили, что здесь к двоим офицерам-павловцам, холостякам, сходятся товарищи по полку, бывает подозрительная молодежь. Часто пьют, кутят, приводят женщин. Вносят, выносят какие-то свертки. Живущий на заднем дворе рабочий-путиловец подозревал более серьезные дела, нежели простое разбазаривание барской квартиры. Однажды во время кутежа в квартире раздался выстрел. Ночью вынесли по черному ходу большую корзину.
По свистку с черного хода Пивоваров нажал кнопку звонка и одновременно постучал в дверь.
Тишина тянулась, томила. Алексей сгорал в нетерпении, как смелый, но неопытный охотник перед медвежьей берлогой. Пивоваров позвонил еще раз и застучал в дверь рукояткой маузера.
— Спят, буржуй треклятые…
— Кто? — раздался неясный, скорее, мужской голос.
Дворник выступил вперед, назвался, приникнув лицом к двери.
— Почему ночью?
— По ордеру из Совета…
Резкий звук с размаху замкнутой двери — и тишина…
— Ого! — сказал Пивоваров. — Кажется, здесь серьезно.
Он распахнул окно во двор и слушал.
Двор дышал тяжелой ночной сыростью. Все было тихо, но Пивоварову казалось — все напряжено, как будто тысячи ушей слушают за стенами во тьме. Припав к двери щекой, слушал и Алексей. Ему не терпелось бить, громить эту дверь прикладом. Расстрелять бы всю квартиру из пулеметов, не разбираясь, кто там и что там…
Придется кому-нибудь сбегать к телефону вызвать наряд.
Выстрел вырвался во двор, должно быть с черного хода. За ним второй.
«Поздно», — подумал Алексей и, не сдержавшись — невмоготу было больше, — ударил прикладом в самую середину двери. Пустым легким металлом зазвенели судки и кастрюли. Теперь он и Пивоваров по очереди громили дверь. Вздрагивая и ослабевая, отходила доска. Уже можно было просунуть руку, как дверь сильно дернуло выстрелом. Алексей и Пивоваров отпрянули, но сейчас же ввели дула винтовок в щель, откуда полз серый дымок. Беспорядочно гремели выстрелы. Дворник бежал вниз, путаясь в длинной шубе. В окнах напротив зажигали робкий, немедленно погасавший свет.
— Бей! — крикнул Пивоваров.
Приклады работали, как молоты.
Вдруг Алексей выругался, подскочил вплотную к двери, просунул руку в щель, вскрыл болт и повернул французский замок.
Револьверная пуля загремела в судках.
Редкая ночь восемнадцатого года проходила без обысков. Попадались осиные гнезда. Но в таких случаях операция проводилась с достаточными силами.
Теперь звуки выстрелов действовали на Алексея как личный вызов. Не он ли твердил каждый день, что город полон врагами. Ему ли не знать, что в первую очередь покинули фронт и устремились в столицу самые непримиримые из офицеров. Дом на Крюковом также полон такими дезертирами, поставившими ненависть к революции выше безопасности родины.
Он не думал ни об опасности, ни о помощи. Он громил теперь вторую дверь. Он рвался в квартиру с азартом личной ненависти. Пивоварову оставалось следовать за ним. Вторая дверь поддалась легче. Алексей включил свет. Кто-то убегал в коридор, роняя стулья. Алексей прицелился, но свет погас. Должно быть, убегающий повредил провод.
Пивоваров сердито чиркал спичками.
Под рукой Алексея раскрылась какая-то дверь. В темноте туманными пятнами выступали окна. Высоко в углу горели два золотых глаза, и резкий голос равнодушно сказал:
— Ваше здоровье, господа.
От неожиданности Алексей отступил к двери. Рука его нашла выключатель. Линия была цела — свет вспыхнул, — в углу, в большой золоченой клетке, сидел попугай…