Ехали в деревню к родителям, которым еще недавно высылали от городских щедрот красненькие и синенькие. Ехали к свекрам и тещам, внезапно просиявшим в ореоле «своего огорода», «своей землицы», «своего сада» на Кубани, в Тверской, на Урале, под Воронежем.
Петербург оставляли коренным петербуржцам, рабочим, у которых отец и дед, а то и прадед работали на Ижорском, у Лесснера, у Путилова, у Нобеля, в Санкт-Петербургских механических. Этим некуда было ехать, и эти были крепче. Они брали завоеванный ими город на свои плечи, со всей его судьбой, со всей притаившейся в нем контрреволюцией.
Отходя от окошечка, Сверчков пробивался сквозь движущуюся толпу, жадно заглядывавшую ему в бумаги.
Офицер в штатском шел следом.
У ограды сада Сверчков догнал студента.
— Зарегистрировались, коллега? — спросил студент, сильно картавя.
— Да, — скупо уронил Сверчков.
— А я уже завтра работаю, — доверительно сообщил студент. — Я, собственно, для проформы…
— Где же вы будете работать? — желая быть вежливым, спросил Сверчков.
— В Отделе труда.
— Что это за Отдел труда? Никогда не слышал.
— А вот Биржа — это тоже Отдел труда, — показал рукой на уродливое здание студент.
— Значит, у большевиков?
— Знаете, коллега, — повернулся к нему студент на ходу и даже взял за рукав, — надо идти с ними работать. Саботаж интеллигенции — это преступление, это против народа. Русская интеллигенция всегда шла с народом.
— А если народ против большевиков? — спросил Сверчков.
— К сожалению, нет.
— Значит, вы не большевик?
— Я был эсером. Около месяца… Потом я был в группе «Единство», потом перешел к интернационалистам…
— Ну что ж, побывайте и у большевиков.
— В партию я не пойду. Но работать буду. Народ с большевиками. А я не могу против народа.
— У вас ужасно устойчивое кредо.
— Да, я по-своему упорен.
Сверчков пошел быстрее.
— Если вы захотите работать, зайдите в Мраморный дворец в Отдел труда, спросите Невельского. Я вас устрою. Там нужны люди.
— Покорно благодарю. — Вместо иронии вышло совсем по-офицерски. — Я подумаю.
Военный догнал у памятника «Стерегущему».
— Вы, если не ошибаюсь, офицер? — сказал он, глядя с высоты своего необыкновенного роста.
— Бывший, — ответил Сверчков, ожидая, что военный попросит закурить или денег на обед.
— Вам все равно, на какую работу?
— То есть как это «все равно»? — возмутился Сверчков. — Вышибалой в кабак, к примеру, не пойду.
— Кабаки все закрылись. Да по этой марке вы и не подойдете, — резко сказал военный, оглядывая Сверчкова с ног до головы.
— Вам что, собственно говоря, угодно? — остановился Сверчков.
— Я капитан конногвардейской артиллерии Карпов, — ответил военный. — А дело у меня к вам может быть и может не быть. Вы связаны с какой-нибудь офицерской организацией, например с «Белым Крестом»?.. На Литейном.
Сверчков инстинктивно осмотрелся. Военный понял.
— Считаете здесь неудобным? Хорошо, назначьте место сами.
— Если позволите, я лучше уклонюсь…
— Ваше дело. — Военный удалился шагами унтер-офицера на смотру.
Опять «Белый Крест». По штампу на бланках, это была организация, занимавшаяся подысканием работы для «бывших господ офицеров».
После небольших колебаний Сверчков зашагал на Литейный.
О существовании «Белого Креста» Сверчков узнал еще в декабре семнадцатого. Он и еще два офицера зашли в дом Зингера, где помещалось Американское генеральное консульство, с целью предложить свои услуги американской армии. Они были уверены в том, что не получат отказа. Трехлетний боевой опыт, ордена… Но консул не принял их, сославшись на то, что консульство не уполномочено вербовать в среде русских подданных.
В коридоре к ним подошел молодой человек в штатском, прекрасно говоривший по-русски. Он угостил их виргинскими сигаретами, посочувствовал, намекнул на то, что «работа» найдется и здесь, и — на ходу, между прочим — дал адрес «Белого Креста». Но прошло несколько месяцев, прежде чем Сверчков решил воспользоваться этим советом.
В двух маленьких комнатках офицеры в форме и в штатском стояли у стен. Сидели только несколько женщин и пять или шесть пожилых офицеров без погон. Сверчкову показалось, что у всех виноватый и чуть растерянный вид. Седой офицер, вероятнее всего полковник, принимал у стола в самом дальнем углу.