На письменном столе царил полный кавардак. Пачка промокательной бумаги, лежавшая посередине, прямо напротив стула, была вся пропитана засохшей кровью.
– Рана в груди? – спросил Берк, изучая пятна крови.
– Две, – ответил инспектор. – Одна пуля попала в правое легкое, другая – в сердце. Насколько нам удалось восстановить события – она пришла сюда почти сразу после вашего ухода, может быть, собиралась заняться дневником, но скорее всего – рукописью. Мисс Темпль утверждает, что в последние месяцы она каждый вечер садилась за рукопись, а на следующий день обычно диктовала написанное мисс Темпль, та печатала на машинке. Возможно, Глори только что села за стол, когда появился убийца и выстрелил в нее, скорее всего, прямо с порога, как считает доктор Праути. Угол, под которым пули вошли в тело, подтверждает это. После выстрела она повалилась вперед, и кровь хлынула на промокательную бумагу. Она видела, кто стрелял в нее, это точно.
– Умерла сразу? – спросил Эллери.
– Нет, доктор сказал, что через несколько минут, – ответил инспектор многозначительно.
– О-хо-хо, – простонал Эллери, – было бы просто чудом, если бы она умудрилась оставить хоть какую-нибудь предсмертную записку!
– Просите – и дастся вам! – торжественно провозгласил инспектор самым таинственным тоном, на какой только был способен, – И, может быть, ты сможешь извлечь из нее больше пользы, чем удалось нам.
– Ты что, хочешь сказать…
– Вот именно. У нее хватило времени и сил (хотя доктор не представляет, как это возможно с пулей в сердце) дотянуться до авторучки, хотя, может быть, она уже была у нее в руке, и нацарапать что-то на первом попавшемся клочке бумаги.
Эллери дрожал от нетерпения.
– Подойди сюда. И вы, Берк.
Они приблизились к столу. Среди разбросанных листов окровавленной промокашки лежал фотоснимок простого линованного куска писчей бумаги. «Желтая?» – пробормотал Эллери, как будто цвет имел какое-то значение, его отец напряженно кивнул). На листке наискось, сползая к нижнему краю, было написано всего одно слово.
Почерк был прерывист и неразборчив, настоящие каракули, как и следовало ожидать в подобной ситуации. Этим единственным словом было: face[6].
Глава 7
– Лицо, – раздельно проговорил Эллери, как будто пробовал каждую букву на вкус.
– Лицо? – спросил Берк.
– Лицо, – как эхо откликнулся инспектор. – Именно так, джентльмены. Коротко и ясно. Вот почему мы так упорно разыскиваем ее дневники и рукопись – может быть, они прольют свет на черты этого лица?
– А если это – фамилия[7]? – предположил шотландец. – Хотя мне никогда прежде не встречалась такая.
– Сдается, Харри, что нам всем теперь придется хорошенько познакомиться с этим «лицом». Но вряд ли это фамилия – первая буква явно строчная, ну, как, например, в выражении «лицом к лицу»[8].
– Окажись мы с этим «лицом» лицом к лицу, ему пришлось бы здорово поплатиться за свои художества! – в сердцах воскликнул инспектор. – Ну, что ты думаешь, Эллери?
– Пока ничего папа, – уныло ответил тот.
– И еще один вопрос нас волнует, – продолжал инспектор с еще более унылой миной, – как убийца проник сюда.