— Каким образом вы получили это прозвище, мистер Хэтауэй?
— В детстве я сломал нос, играя в бейсбол, — ответил Маггер. — Это обезобразило мою физиономию, а я к тому же привык строить рожи, так как стыдился этого. Вот меня и прозвали Маггером.
— О господи! — пробормотал Гарри Берк.
— Вы находитесь под присягой как свидетель защиты, я бы сказал — самый важный свидетель, — продолжал Юрай Фрэнкелл. — Поэтому нам нужно быть твердо уверенными, что судья и присяжные понимают, кто вы и какое отношение имеете к делу, дабы позднее никто не мог заявить, будто мы пытались что-то скрыть…
— Он имеет в виду меня! — всполошился окружной прокурор. — Я возражаю против такой формулировки!
— Мистер Фрэнкелл, у вас имеются еще вопросы к этому свидетелю?
— Очень много, ваша честь.
— Тогда задавайте их.
— Мистер Хэтауэй, вы только что объяснили нам, каким образом получили прозвище Маггер. Есть для этого какая-либо иная причина?
— Для чего?
— Для того, чтобы вас так называли.
— Нет, сэр, — ответил Маггер.
— Мистер Хэтауэй… — снова начал Фрэнкелл.
— Подсказка свидетелю! — перебил окружной прокурор.
— Не вижу, в чем произнесение имени свидетеля может быть подсказкой, — отозвался судья. — Продолжайте, мистер Фрэнкелл.
— Мистер Хэтауэй, на вас есть досье в полиции?
Маггер выглядел обескураженным.
— Почему вы меня об этом спрашиваете?
— Не важно почему. Отвечайте.
— Меня несколько раз арестовывали. — Тон Маггера подразумевал: «А кого нет?»
— По какому обвинению?
— Они называли это уличным ограблением. Да я в жизни никого не грабил! Когда грабишь людей, ты их обижаешь, а я не из таких. Но если тебе хоть раз это пришили…
— Свидетель, ограничьтесь ответом на вопрос, — прервал судья. — Мистер Фрэнкелл, мне не нужны речи вашего свидетеля.
— Отвечайте на мой вопрос, мистер Маггер.
— Но они мне шьют…
— Не является ли это еще одной причиной, по которой вас иногда называют Маггер, мистер Хэтауэй? Ведь полиция несколько раз ловила вас во время попытки ограбления.
— Я же говорил вам — они мне пришили…
— Хорошо, мистер Хэтауэй, мы вас поняли. Но главная причина, по которой вы с детства носите это прозвище, заключается в том, что вы в детстве сломали нос, играя в бейсбол, а потом часто корчили забавные гримасы?
— Да, сэр.
— Мне казалось, этого свидетеля вызвали давать показания в пользу вашей подзащитной, а не себя самого, — обратился судья к Фрэнкеллу. — Нельзя ли перейти к делу?
— Да, ваша честь, но мы не хотим ничего утаивать от суда и присяжных…
— Попрошу без демагогии, адвокат!
— Хорошо, сэр. Мистер Хэтауэй, вы знали человека по имени Джон Тьюмелти?
— Кого-кого? — переспросил Маггер.
— Более известного как Спотти.
— Ах, Спотти! Конечно, знал. Он был моим приятелем.
— Где он сейчас?
— В холодильнике.
— Вы имеете в виду, в городском морге?
— Ага. Вчера вечером его прикончили. Кто-то воткнул ему перо в спину, пока он дремал. — Маггер говорил с возмущением, словно ему было бы легче, если бы Спотти погиб, будучи настороже и стоя лицом к лицу с убийцей.
— Поэтому Спотти не свидетельствует сегодня в пользу мисс Спанье?
— Возражаю! — крикнул прокурор, взмахнув кулаком.
— Протест принят, — кивнул судья. — Вы сами отлично это знаете, мистер Фрэнкелл. Вычеркните вопрос. Присяжные не должны его учитывать. — Маггер открыл рот. — Свидетель, не отвечайте! — Маггер тут же закрыл рот. — Продолжайте, защитник.
— Прежде чем мы перейдем к самой сути вашего свидетельства, мистер Хэтауэй, — сказал Фрэнкелл, — я хочу прояснить кое-что для этих добрых леди и джентльменов из жюри. Я спрашиваю вас — и помните, что вы под присягой, — предлагали ли вам деньги или другое материальное вознаграждение за ваши показания по этому делу?
— Не предлагали ни цента, — не без горечи ответил Маггер.
— Вы в этом уверены?
— Конечно, уверен.
— Подзащитная тоже не предлагала?
— Кто-кто?
— Леди, которую обвиняют.
— Нет, сэр.
— И я тоже?
— Вы? Нет, сэр.
— А кто-либо из друзей мисс Спанье?
— Нет, сэр.
— И никто…
— Сколько раз он должен отвечать на один и тот же вопрос? — осведомился окружной прокурор.
— И никто из связанных с защитой?
— Я уже говорил. Никто.
— Тогда почему вы согласились свидетельствовать, мистер Хэтауэй?
— Коп сказал мне, что, если я не буду отвечать на их вопросы, они сообщат офицеру, который отвечает за меня после условного освобождения.
— Вот как? Полиция предупредила вас об этом во время допроса? Когда это было?
— Ночью, когда прикончили Спотти.
— Значит, вы даете показания — правдивые показания — под давлением полиции?
— Протестую! — рявкнул окружной прокурор. — Необоснованный вывод! Дальше мы услышим о жестокости полиции при рутинном следствии!
— Сядьте на место, мистер окружной прокурор, — вздохнул судья. — Мистер Фрэнкелл, формулируйте ваши вопросы должным образом. Я уже устал напоминать вам. Никакие показания этого свидетеля не указывают на полицейское давление.
— Прошу прощения, ваша честь, — виноватым голосом произнес Юрай Фрэнкелл. — Суть в том, что свидетель дает показания в результате допроса с пристрастием, проведенного полицией, а не подкупа со стороны защиты…
— И не употребляете слова «допрос с пристрастием», мистер Фрэнкелл! Продолжайте!
— Да, ваша честь. Теперь, мистер Хэтауэй, я хочу вернуться к определенным событиям, происшедшим вечером в среду 30 декабря.
Атмосфера в зале суда сразу же стала напряженной. Казалось, все присутствующие — присяжные, публика, пресса — говорят себе: «Сейчас начнется!», не зная, что именно начнется, но чувствуя по поведению Фрэнкелла, что беднягу обвинителя ждет серьезный удар. Даже судья склонился вперед. Ведь именно вечером 30 декабря Джи-Джи Гилд отправилась в мир иной.
— Вы помните этот вечер, мистер Хэтауэй?
— Да, — ответил Маггер так горячо, словно стоял у алтаря.
— Прошло уже немало времени. Почему вы запомнили именно этот вечер?
— Потому что мне здорово повезло. — Маггер облизнул пересохшие губы. — Такого со мной еще не случалось.
— Что же столь необычное произошло в тот памятный вечер, мистер Хэтауэй?
Маггер колебался, беззвучно шевеля губами.
— Мы ждем, мистер Хэтауэй, — терпеливо произнес Фрэнкелл. Его взгляд говорил: «Перестань выглядеть так, будто репетируешь твои показания, черт тебя побери!»
— Ну, дело было так, — заговорил Маггер. — Вечер был холодный, а у меня не было ни гроша. Вот я и подошел к тому парню и спросил, не поможет ли он мне. «Конечно, приятель», — ответил он, достал бумажник, порылся в нем и сунул мне в руку деньги. Я посмотрел и чуть не свалился в обморок. Пятьдесят баксов! Я все еще размышлял, не снится ли мне это, а он говорит: «Сейчас время веселиться, старина. Но не будем забывать, что уже гораздо позже, чем мы думаем. Так что возьмите и это». Он вынул из кармана часы, протянул мне и ушел, шатаясь, прежде чем я успел хоть слово сказать.
— Шатаясь? Вы имеете в виду, что он был пьян? — быстро спросил Фрэнкелл, не глядя на присяжных.
— Я не имею в виду, что он был трезв, — ответил Маггер. — Успел здорово нагрузиться. Славный парень. Лучший из всех, кого я встречал. — Эллери не удивился, когда Маггер добавил: — Благослови его Бог.
— Где произошла эта встреча?
— На углу Сорок третьей улицы и Восьмой авеню.
На сей раз Фрэнкелл посмотрел на жюри. Эллери мог только восхищаться его прозорливостью. Фрэнкелл знал, что ни один мужчина и ни одна женщина в зале суда не поверили рассказу Маггера о его неожиданной удаче. Он попросту ограбил беднягу. Требовалась фронтальная атака на неправдоподобную историю.