По стенам своей комнаты Тереза развесила рисунки Корнелия, сделанные акварелью и тушью. Среди них выделялись пейзажи «Гора Шубани» и «Саркойя», портреты Ионы и Годжаспира.
Эти рисунки свидетельствовали о несомненных художественных способностях автора.
— Как жаль, что ты забросил живопись! Твои картины всем очень нравятся, — сказала Тереза, ласково глядя на сына.
Она была в черном платье. Седые волосы, заплетенные в косы, собранные на затылке в тугой узел, скреплял гребень.
— Мама, ты выглядишь очень неважно, — нежно сказал Корнелий. — Говоришь, что я похудел, а ты на себя взгляни!
— Постарела я, сынок, ничего не поделаешь. Да и устаю очень: весь день в заботах и хлопотах проходит. Ведь не шуточное дело, дорогой, одной такое хозяйство вести! То крышу нужно чинить, то новый забор ставить, то к уборке урожая готовиться, то одно, то другое… А ведь само по себе ничего не делается, на все труд нужен, на все глаз хозяйский требуется. Спасибо еще создателю, что в такое тяжелое время сберегла я все — и дом ваш на месте стоит, и все остальное не разрушилось. Другая на моем месте давно махнула бы на все рукой и пошла жить к детям, а я, несмотря на мои годы, и в эту весну сколько лоз виноградных да молодых деревьев насадила. Хочется сохранить отцовское гнездо для вас и детей ваших. Знаю, когда умру, сразу все прахом пойдет Не дождаться мне такой невестки, чтобы умела хорошо да заботливо хозяйничать.
Но жалобы матери мало трогали сейчас Корнелия.
— С приездом гостей у тебя еще больше забот прибавилось, — сказал он, как бы сочувствуя матери. — А скажи, мама, как чувствуют себя они?
— Мне кажется, что и Вардо и ее дочери жаловаться не на что. Принимать гостей я еще не разучилась. Кушать тоже у нас, слава богу, есть пока что, хотя в этом году Джаджана Менжавидзе и Лукайя весь урожай забрали себе. Вообще много неприятностей нам нужно ждать от крестьян. Мутят их эти солдаты, что повозвращались с войны. Не спросясь пашут чужую землю, рубят в лесу деревья…
Корнелий снова сделал попытку перевести разговор на интересовавшую его тему:
— Нравится Вардо и Нино в деревне?
— Думаю, что наша природа и наш воздух таковы, что никому они не могут не понравиться. Вот посмотри, как я устроила их, — и, открыв дверь в бывший кабинет мужа, Тереза показала две кровати, застланные шелковыми одеялами.
Корнелий подошел к одной из них и провел рукой по нежному шелку.
— Здесь Нино спит? — спросил как бы между прочим он.
— Ты угадал, — улыбнулась Тереза и лукаво шепнула: — Ой, кажется, растревожила она твое сердце? Ну да что ж, неплохая девушка. И красивая, и воспитанная, и образованная. Впрочем, дело не только в красоте да в образовании, мой мальчик, а еще и в характере, в душе. Я много знала красивых и образованных девушек, которые потом отравляли жизнь своим мужьям. Ведь характер женщины сразу никак не определишь. Иная до замужества воркует с тобой, как голубка, а потом такой себя покажет, что врагу ее не пожелаешь. Конечно, — поспешила она оговориться, — Нино не такая. Но вот только подумай: не рано ли тебе жениться? Мне кажется, родной, что лучше было бы кончить сначала университет, стать прочно на ноги, а тогда уж подумать о женитьбе.
— Да что ты, мама!.. О какой женитьбе ты говоришь? — попытался прервать разговор Корнелий.
— Вот-вот, — продолжала свое Тереза, — и твои братья то же самое говорили, даже уверяли меня, что никогда не женятся, а через год-два и один и другой втихомолку взяли да и поженились. Я еще раз повторяю, что против дочери князя Эстатэ Макашвили я ничего не имею, но…
— Мама, ты говоришь так, будто я уже завтра собираюсь под венец.
— Не знаю, мой мальчик, когда под венец, но, как мать, я тебе сказала то, что должна была сказать: А дальше полагаюсь на твое благоразумие.
— Да разве, мама, время сейчас о женитьбе думать? — пытался Корнелий уверить мать, что не последует примеру братьев. — Ты взгляни только, что творится вокруг… Пойду позову Агойя, чтобы дал мне умыться. Неудобно, там нас ждут.
— Для Агойя теперь праздник, не нарадуется твоему приезду, — заметила Тереза. — Только, ради бога, не балуй его, а то совсем от рук отобьется.
Через задний балкон Корнелий спустился по лестнице во двор и заглянул в кухню. Там в очаге пылал огонь. У котла, в котором что-то варилось, суетилась старая Майко. Ей помогал Доментий.
Увидев Корнелия, родившегося и выросшего на ее глазах, старуха снова обняла его и еще раз поздравила с благополучным возвращением.