На исповедь певца.
После ужина все отправились на прогулку. Пройдя через виноградник, к которому примыкала дубовая роща, вышли на залитую лунным светом лужайку. За рощей высились в голубом сиянии горы, и казалось, что невидимый художник все свое чудесное мастерство вложил в подбор нежных, бархатистых красок, чтобы написать самый совершенный из всех созданных им пейзажей.
Вардо, Иона и Степан шли впереди. Корнелий и Нино несколько поотстали.
— Какой он странный человек, этот ваш Иона, — сказала Нино.
— Да, он неисправим, но с этим надо мириться, ничего не поделаешь, — заметил Корнелий.
— А ты знаешь, у него, в этой жалкой его лачуге, собрана прекрасная библиотека, — продолжала Нино. — Очень интересный человек.
— Да, но он испортит нам еще немало крови…
Нино вопросительно посмотрела на Корнелия. Он неожиданно переменил разговор:
— Как вам нравится наша деревня?
— Карисмерети — чудесный уголок. Природа у вас очаровательная. Мне здесь очень нравится.
Она стала около дерева и обвела глазами лес и высившиеся совсем близко горы. В простеньком домашнем платье, плотно облегавшем ее худенькую фигурку, в мягких красных тапочках, она показалась сейчас Корнелию неожиданно маленькой. Глаза ее сделались вдруг задумчивыми, печальными.
— Нино, милая, какое счастье, что вы здесь! — восторженно воскликнул Корнелий.
«Не знаю, — подумала Нино, — говорить мне с ним на «вы» или на «ты», — и снова перешла на «вы»:
— Знаете, Корнелий, я потеряла всякую надежду, что вы приедете сюда.
— Нет, Нино, я только тем и жил, что верил в нашу встречу и ждал ее.
— А почему… ты ничего не писал? — она опять сбилась на «ты». — Ведь я не знала, что и думать. Не знала, где ты — в Боржоме, откуда писал в последний раз, или на фронте. Хотя бы телеграмму прислал, чтобы успокоить… Мне ведь абсолютно не с кем было поделиться своими мыслями, и от этого я еще больше тосковала. Нельзя быть таким жестоким, Корнелий! — И сейчас же извинилась: — Прости мне этот упрек.
— Нино, дорогая, да разве я мог забыть тебя? — воскликнул Корнелий и взял в свою ладонь ее маленькую, похолодевшую, руку.
Тонкая и нежная ее рука таяла, казалось, в его большой и сильной руке. Он привлек девушку к себе… Но в это время послышался голос Ионы:
— Корнелий, Нино, что вы там прячетесь?
Ничего не ответив Ионе, с трудом скрывая раздражение, Корнелий взял Нино под руку, и они медленно пошли по поляне, залитой лунным светом…
Вернувшись с прогулки, все вскоре легли спать. Корнелий лег на балконе. Он долго не мог уснуть.
Вокруг стояла тишина, нарушаемая только шумом горной речки. Небо было усеяно звездами. Луна склонилась к западу. Она пронизала своими лучами густую темень ущелий, горы, окутанные легкой голубовато-сиреневой дымкой, утратили, казалось, в призрачном сиянии свою телесность, готовы были вот-вот раствориться, исчезнуть в бесконечном пространстве.
Корнелий давно уже не спал так спокойно, так крепко, как этой ночью, в родном доме.
НЕБОЛЬШИЕ СОБЫТИЯ В КАРИСМЕРЕТИ
Нигде так не проявляется характер человека, как в том, что он находит смешным.
Тереза поднималась с рассветом. Давала работу Доментию, Майко, Агойя и поденным рабочим, а затем обходила всю усадьбу.
Сегодня с утра пришел плотник Юло, тщедушный, беззубый старик в синем выцветшем архалуке. Он проработал в усадьбе почти сорок лет и считался в доме Мхеидзе своим человеком. Юло покрывал черепицей и дранью крыши дома и кухни и из года в год ремонтировал их, строил хлев, свинарник, кукурузник, сколотил немало столов и кушеток.
Наскоро соорудив во дворе верстак, старик принялся строгать рейки и столбы. К нему подошел Корнелий, и они повели разговор сначала о деревенских новостях, а затем стали спорить о меньшевиках и большевиках. Юло знал по-русски всего несколько слов и одно из них — «подожди» — во время спора то и дело вставлял в разговор. Вот и сейчас, выбирая из рубанка застрявшие в нем стружки, прищурив глаз, он показывал Корнелию два пальца — мизинец и средний — и говорил:
— Подожди! Видишь, даже бог не мог все уравнять, сделать все пальцы одинаковыми, а ты что же думаешь, социалисты уравняют всех людей?
— Ну ладно, ладно, — улыбался Корнелий, — ты лучше подровняй как следует столбы, а мир переделывать — не наше дело, не станут спрашивать у тебя, как переделать. В России вот уже переделали…