Корнелий поднялся по лестнице на крышу и сел рядом с плотником. Отсюда вся деревня — как на ладони. Виден был базар, на котором толпились люди, карисмеретские поля, дальше — зеленые горы, а за ними, совсем далеко, длинная белая гряда Кавказского хребта.
Юло сразу же нашел Корнелию дело:
— Подавай-ка дранки!
Работа стала спориться. Старый плотник накладывал новую дранку на старую, скреплял концы их рейками и ловко загонял в них длинные гвозди. При этом он что-то напевал себе под нос и в своем залатанном, когда-то голубом архалуке покачивался на крыше, точно трясогузка.
— Ты кто — национал-демократ, федералист или меньшевик? — неожиданно спросил он Корнелия.
— Ни тот, ни другой, ни третий, — ответил, смеясь, Корнелий.
Юло вколотил еще пару гвоздей.
— Что национал-демократы, что меньшевики, — заметил он с безнадежностью, — ни те, ни другие не нужны народу. Народ с голоду помирает, а они знай себе жиреют, точно борова. Видал наших комиссаров — Иокиме Абуладзе и Поликарпа Попхадзе? Им ли о мужиках заботиться?..
Юло женился поздно, но детей у него было много. Чтобы прокормить их, ему приходилось и в поле работать, и в деревне плотничать. Он никогда не знал отдыха и потому рано состарился.
Время от времени, устав сидеть на корточках, плотник высвобождал ступни своих ног из чуст с примятыми задниками, упирался в стропила и шевелил кривыми, онемевшими пальцами, походившими на больших огородных гусениц. Ступни его покрывала, казалось, не кожа, а древесная кора. А ладони были такими мозолистыми, что он свободно клал на них, словно на жестяной лист, раскаленные угли.
Помолчав, Юло снова возобновил разговор с Корнелием.
— Мой Буча, знаешь, — начал он, — плохо учится. Может быть, поможешь ему?
Проходившая в это время по двору Тереза взглянула на крышу и, заметив, что Корнелий беседует с плотником, крикнула сердито:
— Не отвлекай, бога ради, его от работы! Ведь он хоть до самого вечера готов болтовней заниматься!
Юло ухмыльнулся, как он это делал всегда, когда строгая барыня делала ему замечание.
— А оно так и есть, — не замедлил он ответить, — дело к вечеру уже подходит. Ты лучше скажи, хозяйка, что на ужин готовишь?
— Только о еде и думаешь, старый лодырь. Лучше б работал как следует. Об ужине заговорил, взгляни-ка, где еще солнце!
Юло показал рукой на запад:
— Взглянул… сейчас зайдет.
С колокольни карисмеретской церкви донесся звон колокола. Тереза и Юло сразу оборвали спор и набожно перекрестились.
Солнце медленно опускалось за лес. Еще через некоторое время теплый ветерок донес с базара пьяные голоса и звуки шарманки.
— Эге, солдаты кутят, — сказал Юло.
Корнелий взглянул в сторону базара. За ветвями густых лип виднелись крытые черепицей лавки и духаны.
Как только солнце зашло, Юло прекратил работу. Сложил инструменты и спустился с крыши во двор. Теперь стали доноситься песни с реки. Это пели крестьяне; возвращавшиеся с полевых работ.
Величественная мелодия, звучавшая прощальным приветом заходящему солнцу, медленно плыла над зеленой, освещенной вечерним заревом долиной Риона. Корнелию вспомнилась Джавахетия, деревня Варевани, вечер, когда умирал его друг Григорий… Тогда там был такой же алый и такой же безмолвный закат.
Его размышления были прерваны выстрелами и криками, доносившимися со стороны базара. Пуля просвистала над самой голевой Корнелия.
— Что ты там, на крыше, сидишь? — крикнула выбежавшая из кухни Тереза. — Сейчас же спускайся!
Неизвестно откуда вынырнувший Агойя стал у лестницы, приставленной к крыше, и растерянно смотрел по сторонам. Корнелий не торопился слезать, стараясь показать свою удаль, он прошел по самому краю кровли, постоял здесь, а затем пролез на чердак, где на зиму складывались фрукты и овощи. Сейчас здесь висели низки желтых ароматных цветов и красного перца, употреблявшихся для приправ. Корнелию вспомнилось, как в детстве он лазил сюда тайком, чтобы полакомиться гранатами, айвой, наполнить карманы мелкими орехами.
Старая Майко, возившаяся на кухне у большого, исходившего паром котла, всплеснула руками, когда увидала, как Корнелий с крыши полез на чердак.
Со страхом взглянула наверх и Тереза.
— Я двадцать раз пройду туда и сюда по чердачной перекладине, — поторопился прихвастнуть Агойя, — и не упаду.
Тереза сейчас же наградила его подзатыльником.
— Там только тебя не хватало, паршивец ты этакий!..
Ухватившись руками за перекладину, Корнелий повис на ней, раскачался и спрыгнул на землю. Он еще с детства любил такие шалости — взлезет, бывало, на черешню, доберется до верхушки, раскачается и вмиг перепрыгнет на ветку другого дерева.