Все засмеялись.
— Жаль, что Акакий не дожил до наших дней, — заметил Иона, разворачивая газету «Эртоба», — поглядел бы, какие дела у нас творятся! — Затем стал читать вслух новости десятидневной давности, известные в Карисмерети с того дня, как сюда приехал Эстатэ Макашвили.
Иона прочитал правительственное сообщение о Душетском восстании:
— «Наши войска прошли Ананури и Пасанаури. Взято в плен до трехсот бунтовщиков… Нами был открыт огонь из двадцати восьми орудий. Самолеты сбросили бомбы в лагерь большевиков…»
— Интересно, где были эти орудия и самолеты, когда меньшевики воевали с турками? — заметил, улыбнувшись, Вано Махатадзе.
— Самолеты они получили недавно… — пояснил Медзмариашвили. — Это немецкие…
— Да, — вмешался в разговор Галактион Гелашвили, — меньшевики очень храбры, когда ведут войну против крестьян, а не против турок!
— С Турцией получилось так, — возразил Гиго Тавадзе, — потому что наше правительство не знало, как ему быть: вести войну с внешними врагами или подавлять восстания внутри страны.
Гелашвили не сразу нашелся, что ответить. На помощь ему пришел Вано Махатадзе, знавший, что Гиго махровый меньшевик.
— Вы, меньшевики, — начал он сразу горячо, — обрекли рабочих на голод и кабалу, вы обманули крестьян, которые так и остались без земли, а теперь удивляетесь и спрашиваете: почему рабочие и крестьяне против вас? Вы оторвали грузинский народ от русского народа, вы подписали в Поти постыдное соглашение с Германией, по которому Грузия превратилась в германскую колонию. Вы отдали немцам все — и наши железные дороги, и наши природные богатства…
— А все вышло так потому, — перебил его Гиго Тавадзе, — что вы, большевики, занимались только анархией и восстаниями. Наш народ вынужден примириться с господством немцев в надежде, что они наконец установят порядок.
— Устанавливают уже! — рассмеялся Махатадзе. — Помогают вам, меньшевикам, расстреливать крестьян и заботиться о помещиках, чтобы никто их не трогал, чтоб жилось, как в царские времена. Вы хорошо знаете, что вашу, меньшевистскую, власть народ не хочет признавать. Он ненавидит ее. Вот почему вы держитесь за Германию. Вы готовы уцепиться за кого угодно, лишь бы заставить народ повиноваться вам.
— Правильно! Правильно! — раздались голоса из толпы.
— Независимость, о которой кричат меньшевики, — обратился Вано Махатадзе ко всем собравшимся, — это обман! Они защищают независимость богачей, помещиков и тунеядцев!
— Неужели вы ожидали сочувствия народа, у которого в результате вашего господства нет ничего, кроме голода, нищеты и расстрелов? — добавил Нико Гоциридзе, обращаясь к Гиго Тавадзе и его единомышленникам.
— Я вот воевал против турок, — вставил Галактион Гелашвили. — А что, спрашивается, получил за это? Как был без земли, так и остался без земли, без хлеба. Семьи наши с голоду помирают…
Спор возле читальни принимал все более острый характер. Одни сидели на длинной скамейке, другие продолжали стоять. В это время из духана, приютившегося на противоположной стороне площади, вышел высокий мужчина, одетый в черкеску и шелковый архалук. Дойдя до середины площади, он остановился у колодца и стал прислушиваться к спору. Затем вытаращил пьяные глаза, улыбнулся, поправил на голове папаху и, ловко заложив язык между губой и зубами, издал такой пронзительный звук, что студенты, стоявшие у читальни, от неожиданности вздрогнули.
Звук повторился несколько раз.
— Тройной итальянский дает! — кричали духанщики. — Браво, Ясон!
Высокий мужчина медленно направился к читальне.
— Ясон Джанджгава пьян. Что бы он ни говорил сейчас, не перечьте ему, иначе он такое задаст… — предупредил Гиго товарищей.
Ясон был сыном купца. Окончив коммерческое училище в Тифлисе, он поехал в Москву для получения высшего коммерческого образования. Но там занимался только кутежами и года через два возвратился в деревню. Он свел дружбу с карисмеретскими бездельниками и дебоширами, любившими его за хулиганство, за щедрость, за то, что душа у него нараспашку, и еще за то, что он знал много смешных стихов.
Ловко перепрыгнув через канаву, Ясон подошел к притихшим студентам и гневно нахмурился.