— Вот увидишь, сдохнет он! — с упреком сказал жене Отия.
И действительно, через час сокол околел.
— Эх, какого сокола загубили! — сокрушался Отия. — Сколько времени и груда стоило мне натаскать его, приучить к делу — и вот на тебе!
Бабо и сама была не менее мужа огорчена случившимся.
— Да лучше бы этого гуся вместе с его проклятой печенкой шакалы сожрали! Наверное, у него была чума! — воскликнула она и тут же попросила Беглара: — Ты хороший охотник, может быть, раздобудешь для Отия другого сокола, — видишь, как он убивается…
— Дурная это примета, — забеспокоился Отия. — Кто-то очень близкий мне, может быть даже выросший в моем доме, погубит меня.
«Он ясновидец», — подумал Беглар.
Но Отия не пришлось долго сокрушаться. Беглар к вечеру нашел для него лучшего сокола.
НА АРБЕ ПРЕДКОВ
Мне памятно другое время!
В заветных иногда мечтах
Держу я счастливое стремя…
И ножку чувствую в руках;
Опять кипит воображенье,
Опять ее прикосновенье
Зажгло в увядшем сердце кровь,
Опять тоска, опять любовь!..
День был солнечный, жаркий. Отец Агойя, Доментий, запряг буйволов в арбу. В нее сели Тереза, Вардо и Нино. Выведя арбу на проселочную дорогу, Доментий пошел впереди буйволов. Большие, неуклюжие животные тяжело ступали широкими копытами, послушно повинуясь окрикам и взмахам длинной кизиловой палки опытного аробщика. Эстатэ ехал верхом на Хабардуле, принадлежавшей Терезе, а Корнелий, Степан и Иона — на лошадях, присланных Отия. Платон гарцевал на своем черкесском жеребце. Рядом с ними следовали Дата Кипиани со своим помощником Семеном Церетели, с закадычными друзьями Сандро Цулукидзе и Коция Чхеидзе.
Проехав километра полтора, Доментий свернул с проселка и повел буйволов через большой луг к лесу. Здесь, у дороги, Церетели попрощался с компанией и повернул обратно. С грустью проводил он взглядом своих друзей, которым предстоял сегодня большой кутеж. Словно гигантские маки, покачивались над арбой красные зонтики. Доментий направил арбу по колесному следу в лес. Начался крутой подъем по каменистой, в рытвинах и ухабах, лесной дороге. Арба поминутно накренялась то на один, то на другой бок. Женщины падали друг на друга, вскрикивали, хватались руками за мокрые от росы боковики арбы. Дубовые ветви хлестали по лицу, царапали щеки, лоб. Так, с трудом, проехали наконец подъем. Но дальше, на спуске к реке, дорога оказалась еще хуже. Путницы выбивались из сил от мучительной тряски, от ушибов. Нино стало совсем невмоготу, и она попросила остановить арбу.
— Не бойся, барышня, не бойся, — успокаивал ее Доментий, виновато поглядывая на женщин своими простодушными, покорными глазами, похожими на спелые ягоды ежевики. Он то и дело хватался огромной грязной рукой за ярмо, поворачивая его, точно руль, то вправо, то влево, нещадно хлестал буйволов кизиловой палкой и без конца покрикивал: — О, хи! О, хи!..
Вардо и Нино совершенно обессилели. Каждый раз, когда одно или другое колесо наезжало на огромный камень, а затем арба, словно подброшенная кверху, устремлялась снова вниз, лица обеих женщин искажались мучительными судорогами.
«Впереди еще три таких подъема и спуска, что-то будет?» — подумал Корнелий и, спрыгнув с лошади, предложил ее Нино. Подставив девушке свое согнутое колено, он помог ей вдеть ногу в стремя и сесть в седло. Затем взял лошадь за уздечку и повел ее медленным шагом. Нино облегченно вздохнула. После тряски в арбе она почувствовала себя в седле, точно в легкой лодке, покачивавшейся на волнах.
Вскоре снова начался спуск. Теперь мучилась одна Вардо. Доментий, растопырив свои большие, крепкие ноги, грудью уперся в ярмо и так, топчась перед арбой, шагал на пятках, сдерживая разгоряченных буйволов, норовивших бегом миновать спуск. Он хлестал их палкой по мордам, по рогам, но они только моргали своими незлобивыми, покорными глазами. Что касается Терезы, то ей такое путешествие представлялось привычным делом. Ей с детьми не раз приходилось ездить на арбе по этой дороге не только днем, но и ночью, да еще и в непогоду, когда надо было накрываться буркой, а погонщик зажигал лучину или факелы, чтобы не сбиться с пути.
Нино опустила голову, чтобы не задеть низко повисшую дубовую ветку. Ноги ее обнажились. Корнелий остановил лошадь, помог девушке поправить платье.