Иона нагнал поэта и, раздувая свои широкие ноздри, не переставал расхваливать наружность Нино:
— Нет, нет, у этой девушки воистину божественные ножки! Чувствую, с ума сойду от них!
Платон приостановил своего коня:
— Иона, право же, ты сатир! Старый фавн!
Затем, сорвав несколько веток плюща и веток с красными ягодами, он подъехал к Нино и подал ей:
— Примите сей священный дар. Во время чествования бога Диониса менады украшали себе голову этими растениями.
Эстатэ и Дата Кипиани вели в это время беседу о событие ях в Карисмерети и других деревнях.
Но вот лес кончился, и арба свернула по направлению к дому Отия. Остановились на берегу быстрой реки. Доментий отыскал брод, вспрыгнул на ярмо и погнал буйволов в воду. Разгоряченные животные охотно вошли в реку и сейчас же погрузили в студеные волны свои покрытые пеной морды. Они не прочь были полежать здесь, однако аробщик так заработал своей кизиловой палкой, поднял такой крик: «О, хи! О, хи!», что казалось, будто в лесу кто-то пилил дерево огромной пилой. Один из буйволов уже опустился было на колени, чтобы совсем погрузиться в воду, но Доментий ткнул ему палкой в брюхо, и он поспешил скорее выбраться на берег.
Подъехала к берегу и Нино. Недолго думая, Корнелий вскочил на круп лошади, обнял одной рукой девушку, другой подтянул поводья и направил лошадь в реку.
— Смотри, Геракл, Кентавр похищает твою Деяниру, — процедил с кривой усмешкой Платон, повернувшись к Ионе.
Корнелий еще крепче обнял Нино.
— Не смотри в воду, голова закружится! — кричал он.
Лошадь быстро преодолевала реку. Холодные брызги обдавали лицо Нино, и она то весело вскрикивала, то хохотала, чувствуя в руке Корнелия надежную опору.
— Что-то уж очень подружились наши Нино и Корнелий, — шепнула Вардо Терезе. — Чем-то все это у них кончится?..
— Люблю я Нино, умная она девушка, красивая и добрая, — ответила подруге Тереза.
Корнелий переправил Нино через реку и спрыгнул с лошади. Вардо и Тереза смотрели, улыбаясь, на них.
— А знаешь, чует мое сердце, — шепнула снова Вардо, — что отнимет у меня Корнелий мою Нино.
Тереза засмеялась:
— Ну и что ж, не в плохие руки попадет твоя дочь.
— Да, но не рано ли ей начинать семейную жизнь?..
Из этого короткого разговора Тереза поняла, что Вардо не имеет ничего против того, чтобы выдать свою дочь за Корнелия.
Корнелий продолжал вести лошадь, на которой сидела Нино. «Счастливый, он еще не знает, что значит семья, сколько труда и забот требует она, сколько горя связано с нею», — жалела сына Тереза.
Когда всадники выехали на ровное место, Корнелий передал поводья Нино. Девушка неожиданно пустила лошадь вскачь. Корнелий улыбнулся ей вслед. Ему казалось, что все смотрят на нее, что все улыбаются только ей.
ГОСТИ ПРИЕХАЛИ
Не прими за хвастовство, но мое имя известно даже в Турции. Слава обо мне дошла и до Имеретии…
Гости подъехали к большим, крытым дранью воротам усадьбы Отия Мдивани. Бабо первая заметила гостей.
— Отия, приехали! — крикнула она радостно.
Беглар распахнул ворота и пропустил во двор арбу, в которой ехали женщины, и сопровождавших их всадников. Дворовые Ермиле и Датуа приняли лошадей.
— Тереза, дорогая! — воскликнула подбежавшая к арбе Бабо и, прижав золовку к груди, стала ее целовать. Потом обняла Степана и Корнелия, подала руку остальным гостям.
Отия от радости прослезился. А брат Бабо, Дата Кипиани, разделяя общий восторг, поднял своего коня на дыбы и пустил его стрелой по огромному двору. Он что-то крикнул на скаку и выстрелил в воздух.
— Ой, сумасброд! Ой, сорвиголова! — смеялась Бабо. Ее стройная фигура, большие черные глаза, изогнутые дугой брови и блещущие, точно жемчуг, зубы сразу привлекли внимание гостей.
Ее густые каштановые волосы были собраны на затылке в плотный узел и скреплены гребнем из слоновой кости. Белые, холеные руки украшали золотые часики и браслет. На длинных, точеных пальцах сверкали кольца с драгоценными камнями. Красили ее также ожерелье и похожие на колокольчики золотые с бриллиантами серьги, подаренные когда-то Дареджан. Если еще добавить, что стройный стан Бабо облегало длинное шелковое платье, то можно было подумать, что она собиралась на званый вечер. Но с ее внешним видом светской дамы не гармонировали провинциальные манеры и грубоватый голос — отпечаток многолетней жизни в деревне: последние годы она только зиму проводила в Кутаисе, в Тифлис же ездила совсем редко.