Подали замечательную ханисцкальскую форель с приправой из пряной зелени и уксуса. У Отия сразу же разгорелись глаза. Выбрав небольшую рыбку, он взял ее за хвост и целиком отправил в рот.
Пили за здоровье Дата Кипиани.
— Вы вернетесь к нам с победой, — обратился к нему Эстатэ, — с победой над врагами грузинского народа и всякими бунтовщиками, натравливающими несознательную часть крестьянства против лучших людей страны, против ее оплота — дворянства.
Иона вступил в спор с Эстатэ.
— Помещиками, дворянами и интеллигенцией, — сказал он, — никак нельзя исчерпать понятие «грузинский народ». Большинство населения Грузии составляют рабочие и крестьяне. Нужно их тоже выслушать, спросить, что их гнетет, чего добиваются, чего хотят.
Беглар и Доментий, сидевшие в конце стола, превратились в слух. Доментию очень понравилось, как Иона сказал о народе. Он чуть было не крикнул: «Правильно!» Слова Ионы и всех остальных взбудоражили. Отия напустился на него:
— А ты, дурень, до сих пор не знаешь, чего мужики хотят? Смерти нашей они добиваются, наши очаги, наши земли забрать хотят. Иди, слушай их! Может, еще помогать им будешь? Ты, милый мой, отказался по глупости своей от того, что оставили тебе родичи твои, нищим стал, так тебе теперь, конечно, наплевать на все.
— Зря ты ругаешься, Отия, — вспылил в свою очередь Иона. — Дурень ты сам, и даже больше того, если до сих пор не можешь понять, что не смерти вашей хотят крестьяне, а излишки вашей земли хотят получить, сносной жизни они добиваются!
— Это у меня-то излишки, шут ты этакий! — вспыхнул Отия. — И ты мне, что ли, их дал, что собираешься отнимать? Дед мой, отец мой трудом своим все наживали. А потом сам я работал, добавлял. Да! Вы кутили, продавали все, транжирили, а я копил деньги — строил, приобретал, трудился!
— Неправда это, Отия! Никто никогда не видел, чтобы ты работал. Так, может быть, иногда, развлечения ради, у лозы с садовыми ножницами возился…
— Правильно! — не выдержал на этот раз и крикнул подвыпивший Доментий.
Бабо напустилась на мужа:
— Послушай, неужели наши гости приехали к нам для того, чтобы ты с ними спорил и ссорился?
Дата Кипиани и Коция Чхеидзе поддержали Бабо.
Выпили за Коция Чхеидзе, за Сандро Цулукидзе и Корнелия. Беглар снова подал хозяйке подогретую дайру. Бабо ловко подбросила ее, поймала на лету, игриво прикрыла ею лицо и, быстро-быстро перебирая кончиками пальцев, стала выбивать частую, звонкую дробь. Потом, постепенно замедляя темп, защелкала по туго натянутой коже — будто крупные дождевые капли начали падать на листья орехового дерева. А еще через минуту все вокруг наполнилось таким грохотом, словно в горах внезапно разразилась гроза и град обрушился на лес, на сад, загрохотал по железной крыше. Казалось, грохочущие звуки заполняли собой поля и луга, горы и долы, поднимались ввысь… Но так же быстро, как нарастали, звуки стали затихать, как бы опускаясь на землю, разливаясь по ущельям и оврагам, и наконец смолкли совсем в ночной тишине.
Гости были поражены искусством Бабо, исполнившей на дайре целую симфонию.
— Я никогда не думала, что на таком простом инструменте можно так виртуозно играть! — воскликнула Нино, наклонившись к Бабо.
— Что, понравилось, милая? Но, конечно, дайра — это пустяк. Вот я приеду в Карисмерети послушать, как вы играете на рояле.
Платон вскочил, расцеловал хозяйке руки, разразился экспромтом:
Платон был награжден новыми рукоплесканиями. Бабо от восторга хохотала. Особенно понравились стихи брату хозяйки, Дата Кипиани. Понравился ему и автор стихов.
Тамада выпил внеочередной тост — вторично за здоровье Бабо. Потом придвинул свой стул поближе к ней и стал ей что-то нашептывать. Беглар поглядывал на него очень недружелюбно. Отия же, придя в веселое настроение, посадил рядом с собой Коция Чхеидзе и тоже что-то шепнул ему на ухо. Тот в ответ хитро улыбнулся и подкрутил усы. Отия сжал в руке свою мягкую как шелк, длинную седую бороду, толкнул Коция коленом, положил ему голову на плечо и, широко раскрыв рот, крикнул высоким, тонким голосом: