В бурке Бабо было жарко. Она скинула ее и передала Беглару. Понемногу стало светать. Беглар поглядывал на пылающие щеки своей спутницы, на ее стройную фигуру. Мужская одежда сидела на Бабо превосходно. Только высокая грудь да широкие бедра изобличали в ней женщину.
Беглар не сводил с нее глаз. Он весь был охвачен желанием. Во рту у него пересохло. Глаза горели. И когда Бабо, расстегнув ворот блузы, стала вытирать лицо и шею, он не вытерпел и обнял ее, точно железным обручем.
— Что, жарко? — глухо спросил он и приник к ее груди, щекоча ее своими щетинистыми усами.
— Сумасшедший, что делаешь… На дороге… Могут увидеть… — отталкивала его от себя, смеясь, Бабо.
Но терявший рассудок Беглар был весь во власти безудержной страсти.
— Грудь спрячь, не могу я… Что я буду делать! — бормотал он, стараясь повернуть в сторону от дороги обеих лошадей.
— Куда ты?.. Куда? — словно пьяная, хохотала, обдавая его огнем своих глаз, Бабо.
Но Беглар, уже ничего не отвечая, соскочил на землю, вырвал из рук Бабо поводья и повел лошадь в лесную чащу. Под низко раскинувшимися ветвями дуба быстро расстелил бурку, снял с лошади женщину и привязал к дереву лошадей. Она не противилась ни его объятиям, ни поцелуям…
У КВИРИЛЫ
…Большевиков было немного. Их цели лежали далеко впереди. На сегодня они обещали мир и землю и суровую борьбу за будущее.
Когда Тереза с гостями возвратилась в Карисмерети, было уже за полдень. Едва они поднялись на балкон, как раздался звон церковного колокола и вслед за тем затрещали выстрелы. С инжирных деревьев, росших около дома, с тревожным криком поднялись иволги.
— Что случилось?.. — закричали женщины, сидевшие на балконе.
Колокол продолжал звонить. Стрельба не затихала.
Корнелий с Агойя направились на базар. Туда со всех сторон бежали вооруженные крестьяне.
— В набат бьют! — бросил один из них Корнелию.
Крестьяне собирались у церковной ограды.
— Из Кутаиса идут войска, — шепнул студент Бидзина Шарабидзе другому студенту, Гиго Тавадзе. — Уже подошли к реке. Плохо теперь придется большевикам.
В церковном дворе, под липами, толпились вооруженные люди.
— Становись! — скомандовал Гелашвили.
Повстанцы построились.
— Смирно! — подал Галактион вторую команду и вывел отряд по четыре в ряд на дорогу.
— Тоже командир! — хихикнул Шарабидзе.
— А неплохо пошли, — заметил Корнелий.
Махатадзе, Гоциридзе, Медзмариашвили и Пруидзе сели на линейку, обогнали отряд и направились по дороге к реке.
На базарной площади появились Эстатэ и Платон. Оба были взволнованы.
— Да, события назревают не очень приятные. И хуже всего то, что каша заваривается именно в Карисмерети, — нервничал Эстатэ. — По-моему, женщинам оставаться здесь уже нельзя. Нужно как-нибудь довезти их до станции и отправить в Тифлис.
— Боюсь, что до станции вам уже не добраться, — учтиво заметил Тавадзе, — говорят, она в руках большевиков.
Хотя день был и базарный, из ближайших деревень пришло в Карисмерети лишь несколько человек. Крестьяне, находившиеся на площади, с большим интересом прислушивались к разговорам. Местные лавочники и Джаджана Менжавидзе почтительно приветствовали именитых гостей и не прочь были побеседовать с ними.
Сняв с головы войлочную шапку, Джаджана сам начал разговор.
— Вот, не послушали они меня, старика. Говорил я им: «Потерпите немного, правительство само даст вам землю…» А теперь что ж получается? Воевать против правительства будете, против войска? — упрекнул он крестьян, стоявших рядом.
— Что ж делать? Конечно, будем воевать! А вот ты, пока жив-здоров, катись лучше отсюда! — прикрикнул на него пожилой, чернобородый крестьянин с винтовкой в руках. — Иди, говорят тебе!
Это был Габо Швелидзе, старый солдат, участник русско-японской войны, сосед Нико Гоциридзе. Его сопровождали двое вооруженных крестьян.
— Уходи отсюда! — повторил свой окрик чернобородый. — Ишь разговорился!..
Джаджана вступил с ним в спор:
— Ты меня, старика, не толкай и не смей запрещать мне сказать свое мнение!
— А я тебе говорю — держи свое мнение при себе, так-то лучше будет, — вразумительно ответил ему Швелидзе и заставил его уйти с базара. Затем предложил собравшимся у читальни разойтись.
Шарабидзе и Тавадзе зашли в духан.
Там, где кончается долина Риона, высокие горы сжимают ущелье Цихистави, по которому мчится река Квирила.