— Ты и так очень много сказал…
— Нет, нет! Погоди! Если кто мешать тебе будет, — вспыхнул гневом Евтихий, потрясая кухонным ножом, — ты мне скажи, я с ним по-своему разделаюсь. Не сомневайся. Я человек храбрый. Не зря меня на войне хвалили! Эх, друг! А хочешь… увезем Нино?
Корнелий рассмеялся, повел повара в свою комнату и отдал ему привезенную из деревни корзину с провизией.
Когда Корнелий переоделся и готов был выйти в столовую, нм овладело беспокойство. В голове роились смутные мысли: «С чего бы это Евтихий стал меня предупреждать? Знает он что-то, безусловно, знает. Недаром говорится, что прислуге лучше всех все известно, что творится в господском доме. Ясно, если бы ничего не произошло, Нино и Вардо обязательно встретили бы меня».
Нерешительным шагом Корнелий направился к дверям столовой.
ПЛОХОЙ ДЕСЕРТ К ОБЕДУ
После обеда сразу началась ссора.
Встреча Корнелия с семейством Макашвили не сопровождалась на этот раз шумной радостью.
Войдя в столовую, он сразу же заметил, как смутилась и покраснела Вардо. Нино сидела, опустив голову, не отводя взора от тарелки. Только Эстатэ, занимавший центральное место за столом, чувствовал себя, по-видимому, прекрасно.
— Привет! Отыскался наконец наш воин! — воскликнул он весело.
Находившийся тут же Сандро Хотивари встретил друга радостной улыбкой, и Корнелий решил, что в отношении Сандро Евтихий, безусловно, ошибался.
Поцеловав руку Вардо, он подошел к Нино. Не поднимая глаз, девушка равнодушно протянула ему руку. Такая холодность поразила его.
— Госпожа Ивлитэ, — обратилась Вардо к старухе в старинном чихта-копи, взяв за руку подошедшего Корнелия, — это сын Терезы Мхеидзе. Мы все его очень любим… — И тут же скороговоркой шепнула ему: — Наша бабушка, мать Эстатэ…
Корнелий поклонился, коснулся губами руки, протянутой старухой.
— Здравствуй, сынок, — важно кивнула она и поцеловала его в лоб.
Затем Корнелий поздоровался с Платоном. Тот улыбнулся, но Корнелий так и не понял: означала его улыбка сочувствие, насмешку или снисходительность к побежденному сопернику?
Брат Эстатэ, Джибо, принялся журить Корнелия:
— На тебя жалуется командир вашей батареи капитан Алексидзе.
— Я болел… — смущенно оправдывался Корнелий. — Медицинская комиссия освободила меня…
— Знаем мы эти медицинские комиссии! — махнул рукой Джибо. — Если молодежь начнет уходить из армии, то кто же воевать будет?
Вардо представила Корнелия полному, среднего роста, пожилому человеку:
— Сенатор Георгий Дадвадзе.
От выпитого вина круглое, гладко выбритое лицо сенатора раскраснелось. Седые волосы на голове представляли резкий контраст с черными как смоль бровями, с первого взгляда казалось, что он их красит. Сенатор добродушно улыбнулся.
После всех Корнелий поздоровался с Хотивари. Не довольствуясь рукопожатием, Сандро обнял друга, привлек к себе и крепко поцеловал. Корнелий сел рядом с ним. Сандро немедленно наполнил его стакан вином.
— Ты что это, усы отпустил? — спросил он, дружелюбно усмехнувшись и прищурив глаза.
На груди Сандро красовался Георгиевский крест.
Вардо осведомилась у Корнелия о здоровье Терезы. Поблагодарив за внимание к матери, он коротко рассказал о житье-бытье в Карисмерети, о карисмеретских знакомых.
Когда он упомянул Иону, Нино подняла голову, незаметно взглянула на Корнелия: «Нет, усы положительно ему не идут, на провинциала стал похож, какой-то прапорщик отставной…» Но вдруг смутилась и отвела взгляд в сторону.
— Супу хотите, Корнелий? — спросила Вардо.
— Спасибо, я уже обедал…
Тон, которым произнес Корнелий эти слова, и то, как он склонил при этом голову и приложил к груди руку, не понравились Нино. «Да, провинциал, провинциал», — решила она окончательно, и почему-то ей вспомнился карисмеретский кутила Ясон.
— Откушайте хоть немного, — продолжала настаивать Вардо. — А после обеда нам предстоит серьезный разговор.
Нино вдруг покраснела и, взяв со стола хлебный мякиш, стала нервно катать шарики. Из неловкого положения ее выручил отец.
— Нино, пройди, пожалуйста, в кабинет и набей мне несколько папирос.
Девушка поспешно вышла из столовой. Платон проводил ее пристальным взглядом.
«Смотри, Корнелий, чтоб барышню твою из-под носа у тебя не утащили», — вспомнил Корнелий предупреждение Евтихия.