— Подождем еще два-три дня, а потом отрежем, другого выхода нет, — решительно ответил Сико.
Корнелий вышел из госпиталя подавленный тяжелыми мыслями. Вдруг сзади забили барабаны, раздались звуки монотонной музыки. «Наверное, курды свадьбу справляют», — решил Корнелий и остановился. Барабанный бой приближался.
Люди, ехавшие в трамвае, привстали со своих мест, стараясь разглядеть, что делается на проспекте.
По Плехановскому проспекту шли войска с необычайным оркестром: впереди в несколько рядов маршировали музыканты с барабанами всевозможных размеров и с остервенением колотили по ним толстыми палками. В паузах между ударами они успевали подбрасывать палки в воздух, точно жонглеры. Другие музыканты держали под мышками маленькие надутые мехи с надетыми на концах дудочками-рогами, похожие на старинный грузинский инструмент — ствири. Однообразные звуки волынок, оглушительный барабанный бой — все это резало слух. За оркестром стройными рядами шагали бравые молодцы в беретах и коротких клетчатых юбках, из-под которых виднелись голые колени. На ногах у них были гамаши и бутсы. За плечами, на ремне, — винтовки.
В рослых, светловолосых и светлоглазых солдатах в своеобразных костюмах Корнелий узнал шотландских стрелков. Их необычайный оркестр, голые колени и клетчатые юбки очень забавляли публику. Любопытные следовали за ними целыми толпами.
Корнелий взглянул на английских офицеров, гордо, надменно шагавших впереди.
«Для них все равно, что Тифлис, что Багдад, Калькутта или Каир. Спроси их — так они скажут, что пришли к нам охранять порядок и свободу», — вспомнил он слова Махатадзе.
Дата Микеладзе и жена его Елена беседовали, сидя в столовой за завтраком. Дата был человеком слабовольным, тихим, и Елена властвовала над ним безраздельно. Несмотря на свой почтенный возраст, Елена и теперь все еще любила пофлиртовать. Куда бы она ни приезжала, у нее сразу появлялись поклонники. Вот и теперь у нее уже завязался роман с инспектором гимназии, толстяком Димитрием Джанелидзе. Инспектор зачастил в гости к супругам Микеладзе. Как только он появлялся в квартире, Елена спешила в спальню, искусно причесывала тронутые сединой волосы, пудрилась, красила губы. Она умела держать себя в обществе, очаровать гостей милой беседой, модным анекдотом или передачей какой-нибудь рискованной истории.
Елена дарила инспектора многообещающими улыбками, бросала на него такие взгляды, что этот обычно спокойный и уравновешенный человек терял голову, краснел и подолгу целовал ее пухлые, белые руки. Однако Корнелий, любивший тетку, как родную мать, свято верил в ее непогрешимость и старался не замечать ее любовных интрижек.
Елена, как она сама выражалась, «любила вращаться в культурном обществе». Она уважала своего мужа и даже по-своему жалела и любила его, ценя его ум, доброту, честность и справедливость. В романах, которые иногда заводила Елена, она не находила ничего оскорбительного для чести и самолюбия своего супруга.
Вот и сейчас она ласково встретила мужа, забежавшего домой во время большой перемены, и угощала его кофе.
Корнелий рассказал им о Петре Цхомелидзе и о встрече с шотландцами.
— Неизвестно, — говорил он, сильно волнуясь, — выживет ли несчастный Петре. Вот вам последствия преступной политики меньшевистского и дашнакского правительств. Мы истребляем друг друга для того, чтобы англичанам легче было прибрать к рукам все Закавказье. Как по-вашему, зачем пожаловали к нам англичане? — спросил Корнелий.
— За нефтью и марганцем, — ответил Дата.
— В том-то и дело, — заметил Корнелий. — Разумеется, не ради красоты нашей природы или прекрасных глаз наших женщин…
— Нет, нет, ты не прав, Корнелий, — перебила его тетка, — если бы не англичане, то грузины, армяне и татары окончательно бы уничтожили друг друга.
— Я вам об этом и говорю. Как у Гурамишвили, помните:
Бедняга Петре всегда повторял эти строки. Господи, неужели же мы не достойны сами распоряжаться своей судьбой? — промолвил Корнелий.
— Может быть, и достойны, но кто даст нам на это право, — ответил нравоучительно Дата. — Конечно, мы неплохо воевали за нашу свободу и независимость. Однако стоило нам разгромить армян, как англичане тотчас предложили прекратить военные действия, установили нейтральную зону и выставили свои пикеты между нашими и армянскими войсками. Одним словом, война кончилась, — заключил Дата.