— Что война кончилась, это очень хорошо, а вот от англичан нам ничего хорошего ждать не приходится, — заметил Корнелий.
— А от кого же нам ждать добра? Неужели ты думаешь, что наша маленькая страна и в самом деле может оставаться нейтральной и независимой? Колебаться не приходится. Иного выбора у нас нет, мы должны ориентироваться или на Восток, или на Запад. Англия — страна демократии, она несет малым народам свободу…
— Вроде той, какую она принесла Индии или Египту, — возразил Корнелий. — Да поймите же вы, что Грузия должна быть вместе с Россией. Иного выхода у нас нет.
— Нет, ты меня просто удивляешь! — воскликнул Дата. — Конечно, я не спорю, что с Россией нам было бы жить лучше, чем с кем-либо другим, но ведь там царит анархия. К тому же мы не можем преградить Англии дорогу в Закавказье, она все равно ворвется сюда, ворвется силой…
— Но этого бы не случилось, если бы народы Закавказья были с Россией. Противопоставь они общему врагу объединенные силы, ни одна держава не смогла бы вступить на нашу землю.
— Если бы да кабы, говорят русские, да во рту росли бобы… Нечего гадать и предполагать. Надо подчиняться действительности.
Дата отодвинул от себя пустую чашку, вытер салфеткой усы и, одернув сюртук, отправился в гимназию.
Елена была весьма довольна: война кончилась и теперь ее супруг и племянник, несомненно, останутся невредимы. Она почему-то хитро улыбнулась, прошла в спальню и вернулась оттуда с конвертом.
— Какая-то смуглая, миловидная девушка спрашивала тебя и оставила это письмо, — сказала она, передавая письмо Корнелию. — Ты что же это, повеса, за другой стал ухаживать? А что скажет Нино?
Корнелий вскрыл письмо и пробежал его глазами.
— Что она пишет? В любви объясняется? — приставала Елена. В глазах ее запрыгали бесенята. Она до смерти любила совать свой нос во всякие любовные истории.
— Да нет же, — ответил Корнелий. — Арестовали моего школьного товарища Леона Мерабяна. Пишет отец его, просит помочь. Я хорошо знаю и Леона и всю их семью. Они очень порядочные люди, любят грузин, прекрасно говорят по-грузински.
ПОТОМОК УРАРТОВ
История царства Урарту, первого по времени государства, возникшего на территории СССР, имеет большое значение для изучения древнейшей истории нашей страны и особенно истории Грузии и Армении.
Отец Леона, Гедеон Мерабян, жил на Плехановском проспекте, в собственном трехэтажном доме, который строил для него выписанный из Италии архитектор.
Двери Корнелию открыли сестры Леона — Шушаник и Арфеник. Обычно они встречали его радушно, сегодня же молча взяли у него пальто и шапку и провели в кабинет.
По окончании гимназии Шушаник вместе с Нино поступила в консерваторию. Арфеник же была балериной, танцевала в оперном театре. Она вышла из кабинета, чтобы позвать отца.
У Шушаник, которая ростом была чуть ниже сестры, такое же, как у Арфеник, смуглое лицо, черные выразительные глаза и длинные ресницы.
Корнелий поспешил спросить ее:
— Когда арестовали Леона?
— Вчера вечером.
— За что?
— Не знаю, — ответила Шушаник, опустив глаза под пристальным взглядом Корнелия.
Отец Леона был крупным коммерсантом, владел в Тифлисе и Баку несколькими магазинами — обувным, галантерейным и готового платья. По делам он часто ездил за границу. Его старший сын Сурен учился в Бельгии. Квартира Мерабяна была убрана персидскими коврами, обставлена мебелью из красного дерева. Вечно занятый делами, Гедеон возложил управление домом и воспитание детей всецело на свою жену Анаид, женщину степенную и добродушную. Из гимназических товарищей Леона она больше всех любила Корнелия и всячески поощряла их дружбу.
Не успел Корнелий перебрать в уме предположения о причине ареста Леона, как дверь открылась и в кабинет вошли Гедеон, Анаид и Арфеник. Корнелий заметил, что собравшиеся в столовой люди молча, с тревогой в глазах, заглядывали в кабинет.
Хотя армяно-грузинская война кончилась, тем не менее тифлисские армяне все еще опасались арестов.
У Гедеона и Анаид были такие печальные лица, словно Леон уже умер. Они и держали себя так, как держат себя родные умершего. Анаид, женщина с полным, приятным лицом и седыми волосами, куталась все время в черную шаль. Она села на тахту, покрытую ковром, около нее пристроились Шушаник и Арфеник. Фигуры сидевших рядом трех грустных женщин на фоне висевшего на стене большого паласа напоминали персидскую миниатюру.