Маргарита не оправдывалась. Больше того — она принялась упрекать мужа:
— Вечно я одна, для меня у тебя никогда не находится времени, нигде ты со мной не бываешь. Я жить хочу…
Некоторое время Шеманский не разговаривал с женой, а затем стал угрожать разводом. «Ну что ж, разойдемся, — ответила Маргарита. — Так жить действительно нельзя». Потрясенный Степан упал на колени и стал умолять ее остаться, хотя бы из жалости к их восьмилетнему сыну Вове…
С этого дня Степану Шеманскому приходилось сносить все новые и новые обиды и унижения. Маргарита попирала его самолюбие, обливала грязью его имя.
Жить на учительский заработок мужа и на плату за уроки становилось все труднее. Маргарите нужны были деньги, много денег… Теперь ей нравились не только молодые офицеры, но и просто богатые мужчины — спекулянты, аферисты, которыми кишел Тифлис.
— В кирке не топят, я ужасно озябла, — проговорила жалобно Маргарита. Она подняла плечи и плотнее прижалась к Корнелию.
Маргарита лгала. Держа ее под руку, Корнелий ощущал сквозь беличью шубу теплоту ее тела. Они шагали в ногу. Из-под полы шубы то появлялись, то скрывались маленькие ножки в замшевых туфлях. Походка у нее была мягкая и бесшумная, как у кошки.
— Вам нравятся мои туфли? — вдруг спросила его Маргарита.
— Да, у вас прекрасные туфли.
— Разве можно говорить о туфлях — прекрасные?
— А почему же нет?
— Прекрасными могут быть природа, пейзаж, роза, женщина. А про туфли принято говорить — элегантные, шикарные…
— Но у вас не только туфли, но и все прекрасно…
Маргарита засмеялась:
— О, да вы, оказывается, хитрец! Но меня не так легко провести.
— Клянусь богом…
— А вы верите в бога?
— Любой человек, даже крепко верующий, влюбившись в вас, пойдет на грех и забудет бога.
Маргарита смутилась. Резко, всем телом, повернулась к Корнелию, удивленно взглянув на него своими голубыми глазами.
— Корнелий, как вам не совестно! Ведь я иду из церкви… Кто вам дал право так говорить?! — воскликнула она и опустила, как обиженная девочка, глаза.
— Так просто, без всякого права…
— Это неправда!.. А ну-ка, посмотрите мне в глаза.
Маргарита снова прижалась к нему. Он отвел от нее взгляд и уставился на страусовые перья, прикрепленные к ее синей шляпе пряжкой, усыпанной поддельными алмазами. Маргарита долго смотрела на Корнелия. Вдруг сердито сдвинула брови, словно у нее мелькнула недобрая мысль. Ее красивое лицо слегка побледнело. Казалось, она наметила жертву и, гипнотизируя ее, лишала воли. Потом так же неожиданно взяла себя в руки и ласково взглянула на Корнелия.
— Вы кажетесь мне странным человеком. Вы, должно быть, очень скрытный. Всегда грустны, словно у вас приключилось какое-то горе, избегаете женщин…
— Откуда вы взяли это? — удивился Корнелий.
— Заметила, — улыбнулась Маргарита и неожиданно спросила: — А как обстоят ваши сердечные дела? Кажется, между вами и Нино пробежала черная кошка? Хотите, я помогу вам? — все так же улыбаясь, предложила она.
— Какие там сердечные дела! Помощи никакой не требуется. Спасибо, — ответил Корнелий и устремил грустный взор куда-то вдаль.
Маргарита внимательно, с головы до ног, оглядела молодого человека.
— Нет, вас все же что-то беспокоит. Вы будто хотите куда-то бежать.
— Да, признаться, меня беспокоит одно дело.
— Какое?
— Арестовали моего школьного товарища Мерабяна. Я обещал его родителям, что помогу освободить его, а теперь не знаю, к кому обратиться…
— А Эстатэ Макашвили?
— В этом деле он не поможет.
— Тогда — сенатор Дадвадзе?
— Дадвадзе все расскажет Эстатэ, и тот совсем взбесится, узнав о моей просьбе. «Сам, — скажет, — не пошел на войну, да еще за арестованных армян заступается».
— В таком случае Дата Микеладзе…
— У Дата погиб во время войны с Арменией близкий родственник, и я не смею обращаться к нему с просьбой.
— Может быть, брат ваш, Евгений?..
— Нет, он тоже не поможет.
— Ну, а если я помогу вам, какую получу награду? — неожиданно спросила Маргарита.
— Наверное, очень хорошую! Родители Леона Мерабяна, сами знаете, люди богатые!