Глаза Нино казались на первый взгляд темными, непроницаемыми. Но, смотря в них долго, можно было видеть, как откуда-то из глубины они озарялись трепетным светом. И тогда ее взор казался то бездонным и печальным, то светлым и лучистым… Ее нельзя было назвать особенно красивой: лицо у нее было несколько широкое, со слегка выдающимися скулами и полными губами. В изгибах губ было что-то детски невинное, а ямочки на щеках и подбородке придавали лицу неизъяснимое очарование.
Корнелий схватил руку Нино и покрыл ее поцелуями.
— Если бы вы только знали, как дороги вы мне, какие жертвы я готов принести ради вашего счастья! Моя любовь к вам настолько сильна, что я не могу быть неискренним или причинить вам страдание. Возможно, конечно, возможно, что я недостоин вашей любви… Я боюсь оказаться скованным семьей. Должно быть, поэтому и бежит от меня счастье…
Чем больше бичевал себя Корнелий, тем больше он нравился Нино. Он казался ей необыкновенным, не похожим на других.
— Почему вы во всем разочаровались? — с участием спросила она.
Теперь Корнелий получил возможность высказать все, что передумал и о чем прочел за последнее время. Сделал он это не без некоторой рисовки, присущей почти всем молодым людям, особенно влюбленным.
Нино взглянула на Корнелия, и вдруг ей показалось, что его черные волосы поднимаются кверху двумя закрученными рожками, ноздри слегка горбатого носа трепещут, а на сжатых губах играет ироническая улыбка. Даже длинный, будто граненый, подбородок еще больше удлинился. Левая бровь зловеще поднялась, и широко раскрытый глаз излучал странный свет.
Она в страхе опустила глаза. Ей стало плохо, она побледнела.
— Что с вами? — забеспокоился Корнелий.
Она нерешительно подняла глаза, но лицо Корнелия уже приняло обычный вид и не выражало ничего, кроме мольбы и тревоги. Она склонила голову ему на грудь.
— Так, ничего, — тихо сказала она. — Просто показалось мне, что рядом со мной сидите не вы, а демон.
— Но ведь во мне нет ничего демонического. Я жажду добра, любви, хочу быть ближе к людям, понять их, — произнес Корнелий. Он поднял с травы выпавший из рук Нино веер и принялся обвевать ей лицо.
Ей стало легче. Она прищурила глаза и нежно улыбнулась.
ПРОВОДЫ
Жить в разлуке — жить в муке.
20 июня вечером Корнелий отправился к Макашвили. Он застал там Миха и Эло.
Все, кроме Эстатэ, сидели на галерее за вечерним чаем. Галерея выходила в сад. В Тифлисе стояла удушливая жара, и Вардо была довольна, что покидает город.
Вещи были заблаговременно отправлены на вокзал с Евтихием и Шурой. Эстатэ должен был приехать за семьей к десяти часам вечера. За столом хозяйничала Вардо. Она налила чай Корнелию.
После чая молодые люди прошли, через гостиную в комнату Нино. В гостиной ковры со стен были сняты и вместе с паласом, покрывавшим пол, сложены в угол и пересыпаны нафталином. Мебель и рояль были в чехлах, картины и люстра обтянуты кисеей.
Войдя в комнату, Эло и Нино забрались на тахту. Корнелий подсел к Нино, а Миха устроился у ног жены, прямо на полу. Женщины грустили, были настроены сентиментально.
— На своего мужа я, конечно, не надеюсь, — сказала Эло и засмеялась. — Полагаюсь, Корнелий, на вас. Смотрите не безобразничайте в наше отсутствие.
Корнелий вспомнил Маргариту и смущенно опустил голову.
Через некоторое время в комнату заглянула няня Саломэ.
— Ой-ой, — запричитала она, — сидят себе, воркуют голубки беззаботные, а там уже извозчик ждет…
— Пора, пора! — послышался из-за дверей голос приехавшего Эстатэ.
Эстатэ с женой, дочерью и племянницей заняли места в вагоне первого класса. Евтихий и Шура ехали в третьем.
Раздался второй звонок. Провожающие начали наскоро прощаться и выходить из вагонов. Только Нино и Корнелий, не обращая ни на кого внимания, продолжали стоять на площадке вагона. Они молча глядели друг другу в глаза.
Третий звонок. Нино вздрогнула и сжала руку Корнелия.
— Вы приедете в Квишхеты? — спросила она.
— Обязательно, — он поцеловал ей руку.
Поезд тронулся. Корнелий прижал ее руку к своей щеке… Поезд уже двигался. Нино казалось, что они расстаются навсегда. Глаза ее застлали слезы. Неожиданно она обняла Корнелия, положила голову ему на грудь, прильнула к нему…