— Молодец, Корнелий, замечательный рассказ! Годжаспир как живой! Если ты будешь писать такие рассказы, бросишь свои националистические бредни и вместе с народом станешь бороться против меньшевиков, то ты пойдешь по правильному пути.
Вано был взволнован, глаза его сверкали лихорадочным блеском. На длинной, худой шее пульсировала напружинившаяся синяя жилка.
— Я беспартийный, но меньшевиков ненавижу, — произнес Корнелий. — Я решил служить народу. Моя мечта — это счастливая жизнь нашего народа. Я — за правду!
— Так знай: правда — на нашей стороне. Кроме того, учти, что нет литературы вне политики. Если у писателя нет определенного мировоззрения, правильных политических убеждений, то он ничего путного не создаст.
— Мне кажется, что мое мировоззрение в достаточной степени раскрыто в этом рассказе.
— Ты должен уметь разбираться в том, что сейчас происходит в Грузии. Меньшевики вошли в сделку с ее врагами. Они торгуют нашей родиной и народными интересами. Вчера они продавали отечество немцам, а сегодня продают его англичанам и французам. Так охарактеризовал Ленин политику грузинской и вообще окраинной буржуазии. Как же можно говорить, что наша страна является свободной!
— Ты прав, — согласился Корнелий.
Вано взглянул на Нико и улыбнулся.
— Дай твоего «Годжаспира» мне, — обратился он к Корнелию, — я напечатаю его в нашем журнале. Такие рассказы нам нужны. Если ты не хочешь поставить под ним свою фамилию, подпишись псевдонимом.
Корнелий поставил под рассказом подпись: «Георгий Махвиладзе» и передал тетрадку Вано.
— Корнелий! — крикнул кто-то с улицы.
Вано выглянул в окно и повернулся затем к Нико и Корнелию.
— Вы этого оппортуниста знаете? — спросил он их.
Корнелий посмотрел на улицу.
— А, Гиго! Заходи!
Войдя в комнату, Гиго Тавадзе, иронически улыбаясь, подал руку Корнелию, Вано и Нико. В последнее время ему казалось, что все в душе посмеиваются над ним, и, чтобы не остаться в дураках, он старался говорить особенно развязно.
— Корнелий, где ты выкопал этих бандитов? Чего они сюда заявились? Поднимать анархию? — выпалил он скороговоркой.
Сразу же завязался спор.
— Деникин уже подходит к Москве, а вы бросились сюда, чтобы разжечь у нас гражданскую войну? — обратился Гиго к Вано и Нико.
— Если Деникин захватит Москву, то в этом мало будет радости для вас, — заметил Вано. — Или ты думаешь, что от Деникина Грузию защитят англичане?
— Конечно. Демократия всей Европы на нашей стороне, — категорически заявил Гиго.
— Блаженны верующие… — возразил Нико. — Англия, на которую вы возлагаете ваши надежды, на самом деле думает только о том, как бы прибрать к своим рукам природные богатства Грузии и всего Закавказья, и прибрать знаешь, с чьей помощью? — именно с помощью Деникина.
— Конечно, победа Деникина в России окажется гибельной для Грузии, — высказал свое мнение и Корнелий.
Но Гиго не дал ему досказать.
— Здравствуй, новоявленный большевик! — съязвил он опять. — Но победа большевиков в России будет для нас еще более гибельной, чем победа Деникина.
— Вот вам оголтелый меньшевик в настоящем своем виде, без всяких прикрас! И после этого вы осмеливаетесь еще называть себя социалистами? Тьфу! — с омерзением сплюнул Вано.
Но Гиго не сдавался.
— Вы сами похоронили революцию, — горячился он.
— Нет, революция живет. Это меньшевикам вместе с Деникиным хочется ее похоронить. Только не удастся вам это дело, провалитесь вы с ним, — отвечал ему Вано.
— А на что же вы надеетесь? У Деникина уже весь Северный Кавказ, юг России… Он вторгся в центральную Россию…
— И все же цели своей не достигнет… Конечно, вы, меньшевики, готовы помочь ему — нанести революции удар в спину, но грузинский народ не позволит совершить это злодейство, — вышел из себя Вано.
— Ну, а если вы собираетесь опять поднять здесь восстание, то я предупреждаю вас — будьте осторожны! Ваши друзья из России не смогут вам теперь помочь.
— Вам везде и всюду только и мерещатся восстания. Лучше вы подумайте как следует о том, что никакая сила не способна оторвать Грузию от революционной России. Дружба русского и грузинского народов скреплена долголетней совместной борьбой против иноземных завоевателей, а затем — против самодержавия.
— Мы и не собираемся отходить от демократической России, — возразил Гиго, — а от большевистской России Грузия уже отошла. Грузия — уже независимая страна.