Гиго на минуту призадумался. Слова Корнелия как будто смутили его. Однако, не желая сдаваться, он прибег к демагогии.
— Если тебя не устраивает пессимист Гамлет, то следуй за оптимистами, за донкихотами. Вот они, уже на мосту, — указал он на Вано и Нико. — Скоро выйдут на Набережную и вступят в бой с ветряными мельницами. Бери меч, щит, догоняй их.
Гиго остался доволен своим ответом и, подбоченясь, стал так хохотать, что Корнелий в недоумении посмотрел на него.
Зная Гиго как человека начитанного, Корнелий был сегодня поражен не только его рассуждениями, но и поступками.
— Первый раз в жизни слышу, чтобы социалист не верил в осуществление социализма, — заметил Корнелий.
— Так я же говорю тебе по секрету, а не по декрету, — сострил Гиго и снова начал хохотать.
Корнелий совсем опешил, не понимая, то ли шутит с ним его друг, то ли издевается. Он был сильно утомлен. Опустив голову на подоконник и подперев ее рукой, он стал смотреть на Куру, на горы… Беседа о социализме прекратилась.
Солнце близилось к закату, и небо на западе алело так, словно за горами начинался пожар. Вечер обещал быть душным.
Весь день в городе стояла невыносимая жара. Хотелось только одного — сидеть где-нибудь в тени или в прохладной квартире. Корнелий совершенно ослаб и впал в дремотное состояние. Поглядывая на купола церквей, высившихся на противоположном берегу, он думал: «Что-то неладное творится с Гиго, никогда он не вел себя так непонятно, не говорил так глупо и так зло».
В этот момент он увидел странное зрелище.
Когда город окутала предвечерняя мгла и последние лучи заходящего солнца позолотили верхушки деревьев, к реке стали приближаться высокие, худые люди. Это были индийцы — солдаты британской колониальной армии, которые занимали здание Второй мужской гимназии. Головы чернобородых индийцев были в белых чалмах, а на медного цвета плечи накинуты простыни вроде белых бурнусов. Казалось, жители Пенджаба приближались к «священной» реке Джумна. Остановившись у самого берега, солдаты начали скидывать с себя простыни, положили их на камни и затем, войдя в реку, погрузились в воду по пояс. Они верили, что это священная вода, что она смоет с них не только грязь, но и очистит их души. Потом они вышли из воды. Опять накинули на себя простыни, выстроились на берегу и в каком-то благоговейном молчании устремили взоры на запад. Один из них, наверное самый старший, простер руки к заходящему солнцу и начал читать молитву. Кончив молиться, он взял из миски не то кашу, не то хлеб и кинул в воду. Солдатам роздали венки, сплетенные из травы и полевых цветов, и маленькие железные коробки, похожие на игрушечные лодки, описанные Тагором в «Гитанджали». Возложив венки на головы, индийцы зажгли свечи, прикрепили их к лодочкам-коробочкам и опустили в воду. Казалось, светлячки засверкали в сумерках. Индиец, читавший молитву, снова простер руки к западу, и теперь Корнелию послышались чарующие звуки музыки — свирели, арфы и флейты. Звуки эти с какой-то неизъяснимой силой проникали в душу, и Корнелий назвал услышанный им мотив «молитва солнцу».
Индийцы давно уже ушли в казармы, а в ушах Корнелия все еще звучала необычайная мелодия молитвы.
«Если бы я умел писать ноты, обязательно записал бы эту музыку», — подумал Корнелий, и его охватил радостный трепет. Прищурившись, он посмотрел на закат с такой безграничной тоской, какая рождается перед неведомым и непостижимым, какую видим в глазах жреца, проповедующего буддийскую мудрость на берегу «священного» Ганга.
«Индия, Ганг, — думал Корнелий, — страна сказочных дворцов, искусства, красоты, драгоценных камней, слоновой кости, красного дерева, страна гигантских пальм, бананов, лиан, гортензий, магнолий, бамбука, тамариндов, разукрашенных огромными, величиной с тарелку, пурпурными цветами тунга, манго, дающего плоды крупнее сливы, вкуснее персиков, — страна чудес…»
Гиго что-то говорил, но Корнелий ничего не слышал — в ушах его все еще звучал мотив индийской молитвы. Гиго порывистым движением положил руку на плечо Корнелия:
— В каких заоблачных высях витаешь ты? Будет тебе, спускайся на нашу грешную землю.
Корнелий сразу пришел в себя:
— Что это такое?.. Ничего не понимаю. Ты видел свечи на реке? Слышал музыку? Не почудилось ли все это мне?