Выбрать главу

— Противоречие заключается в разрыве между нашей теорией и нашей практикой, — объяснил Корнелий. Он сказал «нашей», но всем было ясно, что в действительности он хотел сказать «вашей».

Платону сделалось вдруг как-то неловко и обидно. Он весь съежился и умолк. Поэтам стало жаль своего учителя и кумира. Они все разом принялись поносить Корнелия и восхвалять еще больше Платона.

Раздался второй звонок. Антракт кончился. Публика направилась в зал.

2

Второе отделение концерта началось «Неоконченной симфонией» Шуберта. В начале ее Корнелий сердито глядел на Платона, принявшего вид знатока музыки.

— Много видел я фальшивых людей, хвастунов, позеров, но такого, как этот, встречаю впервые, — с отвращением сказал Корнелий, обращаясь к Миха и Сандро. — Взгляните — вид-то какой, будто он и впрямь что-нибудь смыслит в музыке! Ведь у него никакого слуха.

«Неоконченную симфонию» Шуберта Корнелий не раз уже слушал на концертах и в доме Макашвили, записанную в прекрасном исполнении на граммофонную пластинку. Корнелий знал ее наизусть, от начала до конца. Сегодня, как и всегда, он наслаждался ею. Закрыв глаза, сразу забыл обо всем — о публике, окружавшей его, и даже о Нино. Перед ним мелькали причудливые картины, точно он переселился в какой-то неведомый мир.

Вторая часть симфонии Шуберта началась тихой мелодией. Таинственные, вдохновенные звуки уплывали в небо. Как морские волны, одна за другой набегали басовые ноты, напоминавшие звуки далекого органа. Лейтмотив, прозвучавший в начале симфонии, постепенно растворился в напряженных звуках, а затем снова появился, словно чудесный остров, неожиданно возникающий в безбрежных морских просторах. Закрыв глаза, Корнелий ясно представил себе этот остров, сплошь покрытый цветущими садами, в легкой дымке предвечернего тумана… В памяти всплывали то лилово-голубые, то синие, то зеленовато-серые, то розовые дали Черноморского побережья с его мягкими очертаниями гор, с живописными бухтами, с белыми домиками городов и сел, приютившихся у горных склонов, спускавшихся к морю…

Вдруг раздались звуки труб, точно на море поднялась буря и к берегу понеслись валы, похожие на разъяренных белогривых коней. От восторга у Корнелия захватило дух. Но вот в звуки, полные непокорного, безудержного взлета, незаметно начали проникать печальные нотки главной темы, и эта часть симфонии закончилась каким-то восторженным преклонением человека перед судьбой. Она напомнила Корнелию музыку, слышанную им в памятный час заката на реке, молитву индийцев, «молитву солнцу»…

Корнелий продолжал сидеть как зачарованный, с закрытыми глазами. Воображение рисовало ему новые и новые красочные картины. Солнце близится к закату. Наступают сумерки. Постепенно они сгущаются, словно перед глазами опускается темная завеса. Но вот она неожиданно заколыхалась, и по ней волнами побежали радужные краски…

И снова послышались отрывистые басовые звуки органа, напоминающие торжественную молитву, оратории Генделя и Баха. В поток этих звуков опять проник грустный лейтмотив, зазвенел, застыл… Так иногда в предвечерний час застывает в небе, перед тем как померкнуть, последний луч заходящего солнца.

Еще раз раздались высокие, контрастные звуки, но уже более слабые по сравнению с предыдущим фортиссимо. Начался финал. Все явственней нарастали звуки печального лейтмотива, но вскоре и они замерли.

Симфония Шуберта закончилась.

Зал загремел рукоплесканиями. Корнелий открыл глаза. Он походил сейчас на человека, возвратившегося из какого-то таинственного мира. Душа его, очищенная музыкой, казалось, не имела теперь ничего общего с прозаической действительностью, с будничными житейскими интересами. Как далеки были от него все эти филистеры и ханжи, наполнившие зал, и вместе с ними Платон, сидевший, как актер, с искусственно напряженным лицом, и Нино, походившая в этот момент на живую куклу! С наивной улыбкой наклонилась она к «великому эстету», внимая его каждому слову.

Корнелию показалось, будто Платон коснулся губами уха Нино. Она вела себя как-то странно, была неестественно оживлена, беспрестанно оглядывала публику, щурила глаза… Все это придавало ее лицу довольно глупое выражение. Улыбка исчезла с ее лица, когда она увидала в зале Корнелия. Но, отвернувшись сейчас же от него, она снова принялась кокетничать с Платоном.

«До чего же бездарно она играет свою роль!» — возмутился Корнелий.

— Давайте уйдем с этого базара! — неожиданно предложил он Сандро и Миха.

— Куда? — удивился Сандро.