Дадвадзе слыл человеком русской ориентации и судьбу грузинского народа не мыслил вне союза с русским народом.
Спор продолжался.
Вардо выглянула в окно и увидела освещенный газовыми фонарями перрон.
— Уже Хашури! — воскликнула она. — Как незаметно прошло время…
Дадвадзе взглянул на часы. Встал, попрощался с супругами Макашвили и направился, покачиваясь, в свое купе.
После Хашури Нино вернулась в купе и села у окна, напротив отца.
— Почему такой дым? — сказала она, надевая перчатки. — Полный вагон дыма…
Кондуктор поднял окно и задернул его занавеской. Молча, как привидение, подошла Эло.
— Скоро будет тоннель. Пока не проедем его, я не лягу, боюсь…
— Чего ж там бояться? — отозвался Эстатэ и повернулся к Нино, обратив наконец внимание на свою дочь.
Нино сидела грустная и, сложив на коленях руки, смотрела большими, блестящими глазами на горевшую перед ней свечу.
Она казалась бледной и утомленной. «И лоб, и глаза, и нос, и подбородок — все у нее мое», — любовался он дочерью, нежно гладя ее по голове.
— Ты что, доченька, нездорова? — с отцовской заботливостью спросил он ее.
— Нет, папа, — ответила она и улыбнулась.
Отец сел рядом с нею, поцеловал ее в лоб и прикоснулся щекой, к ее щеке.
— По-моему, — обратился он к жене, — у нашей девочки жар.
— Не мудрено — весь вечер простояла у открытого окна. Наверно, продуло.
Она расстегнула дочке блузку и приложила к груди руку — не поднялась ли температура? Нино съежилась и стала смеяться от щекотки.
— Ой, мама, оставь, какой там жар! Папе показалось…
Эстатэ пересел на свое место и снова взглянул ласково на дочь.
— После тоннеля — айда, закину тебя вон туда, на койку. Отдыхай, спи без всяких забот.
Поезд с грохотом ворвался в тоннель. Эло прижалась к Вардо. Та перекрестилась. В коридоре остались только Миха и Корнелий. Оглушительно гудели рельсы, грохотали колеса, скрипели и лязгали буфера. Корнелий украдкой заглянул в купе. Нино сидела у окна, смотря в каком-то смятении на стоявшую перед ней свечу.
Из купе выглянула Вардо. Корнелий поспешно отвернулся и стал вглядываться через окно в темноту, но ничего не мог разглядеть. Только изредка мелькали, точно светлячки, вселяющие какую-то надежду дорожные фонари. И тогда еще громче гудели рельсы и грохотали колеса.
Вдруг где-то под вагонами раздался звон колокола и удары молота по рельсам.
— Скоро тоннель кончится, — сказал Эстатэ.
— Откуда ты знаешь? — спросила Вардо.
— Этот звон под колесами означает, что больше половины пути уже пройдено. До сих пор поезд шел на подъем, сейчас начался спуск.
И в самом деле, скоро адский грохот стих, поезд вышел из тоннеля. Корнелий опустил окно. Опять показалось тихое и светлое, полное торжественности звездное небо. Корнелий подумал, что неудобно ему так долго стоять около купе Макашвили, и вышел на площадку вагона. Открыв дверь, он стал на ступеньки.
Встречный ветер освежил его разгоряченное лицо. Поезд мчался по глубокому, извилистому ущелью, на дне которого бурлила горная речка. Точно сказочный Пегас, летел вперед черный паровоз, и дым густой гривой развевался над ним. Вот еще один крутой поворот — и высокая гора осталась позади. Поезд вырвался из ущелья. Перед глазами снова предстало мерцающее звездами небо.
Долго еще стоял Корнелий на ступеньках вагона, наслаждаясь прохладой тихой ночи. Но вот за его спиной показалась Нино. Она была бледна, дрожала как в лихорадке. Корнелий поднялся на площадку и заключил девушку в объятия. Она прижалась к нему.
Они долго молча стояли, пока где-то в коридоре не скрипнула дверь. Нино вздрогнула.
— Прощай. Это мама, — прошептала она и быстро исчезла.
Только когда забрезжил рассвет и звезды одна за другой начали меркнуть, он вошел в вагон, отыскал свое купе и, не раздеваясь, лег на койку напротив Миха.
У МОРЯ
Брожу над морем, жду погоды,
Маню ветрила кораблей.
Корнелий проснулся рано. Вставать не хотелось. Солнце бросало лучи на висевшее у дверей летнее пальто. Это пальто Корнелий взял в дорогу у Сандро Хотивари. При взгляде на пальто сознание Корнелия стало постепенно проясняться. «Куда я еду? Где остановлюсь? Останавливаться у Макашвили — неудобно, если даже у них и найдется для меня угол. Гостиницы в Кобулетах нет. Придется поехать в Батум, к Кукури Зарандия. Ночь пересплю у него, а завтра поеду в Кобулеты. Поживу так два-три дня, а потом заберу Нино, Эло и Миха к себе в Карисмерети…»