— Ничего, хорошо. Замечательно встретил меня, угостил на славу.
Они остановились посреди двора. Миха молчал, уставившись в землю.
— Ну, а как вы тут устроились? — спросил, выждав немного, Корнелий. — Где все остальные?
— Обедают. Идем, — не очень любезно пригласил его Миха.
Поведение Миха показалось Корнелию странным.
Они поднялись на балкон. Миха один вошел в комнату и, спустя некоторое время, вынес Корнелию стул. Корнелий сел. «Что это, бойкот, что ли, объявили мне?» — подумал он и нервно прикусил губу. Миха достал карандаш и принялся рисовать на одном из столбов, подпиравших балкон, женщину. Рисовал он долго, Корнелий молчал: его все сильнее охватывала тревога.
Наконец к ним вышла Эло. Она сухо поздоровалась с Корнелием и пригласила его в столовую. Эло показалась Корнелию необычайно бледной.
За столом сидели Вардо и Саломэ, они ели жареных перепелов. Корнелий поцеловал Вардо руку. Она холодно взглянула на него:
— Идите умойтесь и садитесь обедать.
Корнелий поблагодарил ее, умылся и занял место около хозяйки. Напротив них сели Миха и Эло. Вошла Шура и поставила перед ним тарелку с супом. Поздоровавшись с горничной, смотревшей на него как-то сконфуженно, он сразу же обратился к Вардо:
— Что случилось? Почему вы все такие растерянные?
Саломэ поперхнулась, закашлялась. Торопливо налила воду в стакан и выпила.
— Да, мы расстроены… — заметила Вардо.
— А где Нино?..
— Нино нездорова, — ответила Вардо и, тревожно взглянув на дверь комнаты дочери, прислушалась.
— Что с ней?
Не успела Вардо ответить, как Саломэ опять поперхнулась и закашлялась. Снова налила воды и стала пить ее маленькими глотками.
— Что это с вами? — раздраженно спросила Вардо.
— Застряло что-то в горле, — ответила старушка и опять закашлялась.
Эло в испуге взглянула на раскрасневшуюся от кашля Саломэ.
— Вы не спешите, няня, жуйте как следует…
— Жевать-то нечем, милая, зубов-то ведь ни одного не осталось, — и старушка склонилась над тарелкой.
— Вы нас перепугали, — заметила Эло.
— Не бойтесь, не помру…
— А все-таки, — снова обратился Корнелий к Вардо, — что же случилось с Нино?
— Сама не пойму. Вчера вдруг ей стало плохо. Может быть, на нее так вредно повлияло море.
На лице Вардо выступили красные пятна. Она опустила голову.
— Температура есть? — поинтересовался Корнелий.
— Вчера была небольшая…
— Сколько?
— Небольшая, — повторила Вардо, еле сдерживая раздражение.
— Вот досада! Неужели малярия? — опечалился Корнелий.
Вардо промолчала. «Малярия!.. Ты во всем виноват, проклятый!» — возмущалась она в душе.
— Скажи Шуре, пусть подает третье, — обратилась она к Эло, встала и направилась в комнату Нино.
Корнелий удивился, как это Вардо ушла из-за стола, не дождавшись конца обеда. Но и сам он не дотронулся ни до первого, ни до второго.
— Скажите, что тут произошло? — спросил он Эло.
— Ничего особенного. Вам же Вардо сказала. — Холодно улыбаясь, Эло оперлась локтями о стол и начала катать пальцами шарики из хлебного мякиша. Ее худые плечи приподнялись, и казалось, что платье висит на ней, как на вешалке.
После сладкого Эло и Саломэ тоже ушли в комнату Нино. Шура убрала со стола. Она взглянула на Корнелия и сочувственно ему улыбнулась.
— Не я ли тут виноват? — тихо спросил Корнелий у Миха.
— Ну вот еще…
— Как знать, разве Вардо поймешь, — заметил Корнелий и вышел на балкон.
— Я предупрежу наших, что мы на пляже! — крикнул ему вслед Миха. — Захотят нас видеть — позовут…
— Как знаешь, — равнодушно ответил Корнелий и прислонился к столбу, глядя печально на свой чемоданчик, сиротливо стоявший в углу, и на измятое пальто, брошенное на перила. Они словно говорили ему: «Пора домой».
Так стоял он, поджидая Миха, и не подозревал, что́ в это время творилось в комнатах. Все говорили разом, составляли планы, как оградить Нино от встречи с опасным гостем.
Наконец на балкон робко вышел Миха. Он подмигнул Корнелию — дескать, все в порядке — и повел его к морю. День был облачный, но в воздухе стояла нестерпимая духота. Море слегка волновалось. Корнелий и Миха сели на берегу.
— Ну, рассказывай, что там, в Батуме? Что поделывает Кукури? — спрашивал Миха.
— В Батуме светопреставление. В порту полно иностранных пароходов — английских, американских, французских, итальянских. Английские солдаты и моряки пьянствуют, безобразничают. На каждом шагу — притоны и публичные дома. Напиваются до потери сознания, тогда патрули подбирают их, свозят на пристань, бросают в фелюги, как рыбаки кефаль, и доставляют на корабли. Неподалеку от дома, где живет Кукури, находятся казармы английских войск — сипаев. Они любят проводить время на бульваре. Я подошел к ним, разговорился. К нам присоединились два военных врача, тоже индийцы. Они говорили по-французски. Я на ломаном французском языке доказывал им, что они сыны такого же угнетенного народа, как и грузины, и, следовательно, мы должны совместно бороться за свою свободу против англичан… Но, видно, эти врачи были верными слугами Англии. Они разогнали сипаев, беседовавших со мной…