— Они за десять лет выкачали бы из нашей страны все ее богатства, высосали бы из нашего народа все силы и оставили бы Грузию обескровленной, опустошенной, — продолжал тираду Платона Мито Чикваидзе.
Все с удивлением взглянули на высокого молодого человека.
Платон опешил, но быстро напыжился и ответил:
— Ну тогда, странный юноша, ждите так называемого углубления революции. Ждите, когда закончится весь этот ералаш и все социалистические эксперименты, состряпанные большевистскими фантазерами.
Но «странный» юноша продолжал горячо возражать Платону:
— Революция дала Грузии свободу. И не затем пошли мы в армию, чтобы превратить нашу страну в немецкую колонию.
На защиту Платона выступил Эстатэ.
— Что и говорить, — начал он, — революция, конечно, была необходима… Свержение царя — тоже дело великое… Но согласитесь, что сейчас в нашей стране царит ужасный хаос. У нас множество политических партий, которые занимаются только распрями и грызней, рвут друг друга на части.
Джибо, ничего не смысливший в политике, заговорил о том, что больше всего волновало его.
— Совершенно правильно, — поддержал он брата. — Правительство наше занято организацией каких-то партийных отрядов, какой-то своей гвардии, а создание единой регулярной армии тормозится, военные силы распыляются, настоящих солдат у нас нет.
— Бесспорно! — воскликнул Платон и направился в кабинет Эстатэ.
Здесь он снял со стены висевший в чехле карабин — подарок Джибо, вынул затвор и посмотрел на свет в ствол. За Платоном вошли в кабинет и другие гости. Джибо тоже стал разглядывать карабин.
— Не чистишь? — с упреком заметил он брату.
— Да никак вот не могу достать ружейного масла… Может быть, пришлешь мне?
— Ну, начнется теперь возня с оружием! — недовольно вздохнула Вардо.
Платон засмеялся, поцеловал ей руку и шутливо пояснил:
— Сами видите, в каком мы положении. Турки подходят к нашим границам, изнутри готовятся взорвать нас большевики — как же тут не браться за оружие?!
Легкомысленный тон Платона вновь задел за живое Мито, но на этот раз он решил промолчать, Платону ответил Эстатэ, в голосе его явно чувствовалось беспокойство:
— Никак не удается обуздать этих большевиков! Ни арестами, ни высылками, никакими другими мерами!
В разговор опять вмешался Джибо.
— Между прочим, — сказал он, — сегодня ночью в Тифлисе ожидаются большие события. Ничего не слыхали?..
— Какие события? — всполошились супруги Макашвили.
— Разоружение большевиков, которые засели в саперных казармах и в арсенале, — ответил капитан и посоветовал солдатам поспешить в бригаду.
Платон недружелюбно взглянул на Мито и сказал молодым людям так, чтобы услышал и капитан:
— Если ваша бригада состоит из добровольцев, подобных этому юноше, то прямо скажу — победы не ждите. Сей молодой человек — законченный большевик и безусловно цельная натура. Я не сомневаюсь, что в случае чего он не остановится даже перед тем, чтобы сбрасывать бомбы на столицу своей родины.
— Да, если в Грузии победит контрреволюция, то мы будем бороться с нею и бомбами, — решительно заявил Мито.
Супруги Макашвили испуганно переглянулись и уже не стали приглашать Корнелия и его друзей остаться на ужин.
Гости собрались уходить. Корнелий был огорчен: ему не удалось сегодня остаться наедине с Нино. Девушка как будто угадала причину его огорчения.
— Корнелий, — обратилась она к нему, — не хотите заглянуть в свою комнату?
Нино не была искушена в тонкости уловок влюбленных, и ей казалось, что сейчас она нашла хороший повод для того, чтобы побыть с Корнелием с глазу на глаз.
Джибо и Платон ушли. Корнелий же, попросив товарищей подождать его несколько минут, прошел с Нино в свою комнату.
— Прощай, мой уютный уголок! Прощай, моя беспечная жизнь!
— Корнелий, вы говорите так, будто уже не рассчитываете вернуться, — с грустью заметила девушка.
— Да… Кто знает, что может случиться… когда один стоишь в карауле на пустыре, ночью… Бандиты там у нас совсем обнаглели. Уже было несколько случаев убийства часовых…
— Господи! — вздохнула девушка. — Как это страшно! Вы, Корнелий, очень изменились. Вид у вас стал такой хмурый…
— В армии и на войне быть мягким, быть голубком, не годится. Там нужны люди с орлиными когтями, грубые, даже беспощадные и жестокие, — сказал он с такой уверенностью, будто прошел уже через ураган войны.